Испытание „Словом…“ - страница 32

стр.

Боян был забыт. Теперь всё внимание исследователей было сконцентрировано на личности автора «Слова…», безымянного патриота. Когда миновали грозные годы и можно было вернуться к прерванным исследованиям, стали появляться работы, пытавшиеся выяснить его политические симпатии и антипатии, особенности его знаний и языка. Появились догадки о его происхождении, имени, его судьбе.

О Бояне теперь вспоминали разве что историки, и то немногие. Да и чем он мог быть интересен? Автор «Слова…» отдал дань памяти Бояна в первых строках своей поэмы и тут же категорически заявил, что петь будет «по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню». Он приводил в тексте поэмы две цитаты из произведений Бояна, обращённые к Всеславу и к «хоти» — то ли Святослава Ярославича, то ли Олега Святославича. Считалось само собой разумеющимся, что автор «Слова…» мог черпать сведения о прошедших временах из песен Бояна и, как полагал Е.В. Барсов, отказываясь от подражания в стиле, всё же пытался создать «песнь, подобную Бояновой» .

В.Ф. Миллер вслед за Ю.Венелиным полагал, что Боян попал в «Слово…» из какого-то византийско-болгарского источника, где упоминался Боян, князь болгарский, по одним сведениям — сын болгарского царя Бориса I, а по другим — внук его, сын царя Симеона. И в том и в другом случае жизнь этого Бояна приходилась на конец IX и первую половину X века. Согласно же «Полному месяцеслову Востока» 28 марта отмечалась память «Бояна, князя болгарского, усечённого за Христа около 830 года». По свидетельству кремонского епископа Лиутпранда, на которого ссылался Ю.Венелин, Боян, получивший блестящее образование в Византии, отстранился от государственных дел, которые он предоставил своим братьям, целиком посвятил себя наукам, литературе, поэзии и музыке. Считалось, что он превращался то в орла, то в волка, то в иного зверя.

Конечно, всё это удивительным образом совпадало с образом Бояна, которого мы знаем по «Слову…»: здесь и гусли, и поэзия, и знания («вещий»), и оборотничество — «мысию по древу, серым вълком по земле, шизым орлом под облакы». Может быть, на нашего Бояна пали отблески славы древнего болгарского князя-поэта?

Имя Боян, как давно установили филологи, было весьма широко распространено среди тюрок, но оно встречается и у восточных славян, в том числе у болгар. Известен аварский полководец Боян. В Новгороде была «Боянова улка», а при раскопках 1975 года в том же Новгороде была найдена одна из древнейших берестяных грамот конца XI века с именем некоего Бояна, который жил в Старой Руссе.

Первым не только на зависимость, но и на прямое использование автором «Слова…» в своём творчестве «песен Бояна» с обычной проницательностью указал академик М.Н. Тихомиров. Следом за ним через двадцать с лишним лет это развил и всесторонне аргументировал академик Б.А. Рыбаков: все сведения о событиях XI века и более раннего периода в «Слове…» были связаны, по его мнению, с творчеством Бояна. Монография Рыбакова «Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“» в известной мере явила собой тот исторический фундамент, на котором можно было вести дальнейшее изучение «Слова…». Не со всем здесь можно было согласиться, не всё казалось справедливым. И всё же это была одна из интересных работ академика, которая дополняла и развивала предшествующую монографию, посвящённую событиям 1185 года.

По-видимому, Б.А. Рыбаков был прав, предлагая перестановки в «Слове…». Прав не потому, что это действительно следовало делать, а прав как исследователь, почувствовавший родственную природу (6, 219) стыкующихся отрывков. С помощью перестановок текст «Слова…» обретал большую стройность и логическую завершённость. Для этого следовало сгруппировать в одно место все исторические отступления и реминисценции, где речь шла о событиях XI века и где, кстати сказать, оказывались почти все тёмные места — места, испорченные переписчиками. Скептики тоже обращали на них внимание, но считали упоминания о «веках Трояновых», о Всеславе и Олеге Святославиче вставками компиляторов. Рыбаков считал их тоже вставками, но не компиляторов, а самого автора «Слова…», который заимствовал их из произведений Бояна. Впоследствии переписчики перепутали листки рассыпавшейся рукописи, поставив их не на то место, которое им было предназначено. И академик Б.А. Рыбаков и скептики при этом ссылались на «Задонщину», где следов подобных реминисценций не было.