Испытание „Словом…“ - страница 34

При реставрации в Апостольском приделе Софийского собора в южной галерее на столбе с изображением святого Онуфрия был расчищен следующий текст: «М(еся)ця енаря в 30 с(вя)т(а)го Ип(оли)та крила землю княгиня Бояню Всеволожаа перед с(вя)тою Софиею перед попы. А ту был попин Яким Дъмило, Пателеи, Стипъко, Михалько Нежьнович, Мих(а)л, Данило, Марко, Сьмьюн, Михал Елисавинич, Иван Янъчын, Тудор Тубынов, Илья Копылович, Тудор Бързятич. А перед тими послухы купи землю княгыни Бояню вьсю, а въдала на неи семьдесят гривьн соболии. А в том драниц семьсъту гривьн». С.А. Высоцкий, опубликовавший этот текст, перевёл его следующим образом: «Месяца января в 30, на святого Ипполита, купила землю Боянову княгиня Всеволодова, перед святою Софией, перед попами, а тут были: попин Яким Домило, Пантелей Стипко, Михалько Неженович, Михаил, Данило, Марко, Семьюн, Михаил Елисавинич, Иван Янчин, Тудор Тубынов, Илья Копылович, Тудор Борзятич; а перед этими свидетелями купила княгиня землю Боянову всю, а дала за неё семьдесят гривен собольих, а в этом (заключается) часть семисот гривен».

Когда была сделана запись и кто эти люди? Какое отношение имеют они к Бояну «Слова о полку Игореве»? Мнения здесь разошлись.

Исследователь надписи С.А. Высоцкий, а вслед за ним и В.П. Адрианова-Перетц, считали, что «княгиня Всеволожаа» — Мария Мстиславна, вдова князя Всеволода Ольговича, сына Олега Святославича, умершая в 1179 году. Поскольку муж её умер в 1146 году, то покупка была совершена между этими двумя датами. Предположение подтверждается упоминанием в надписи «попина Якима Домило», которого Всеволод за два года до смерти поставил епископом в Турове, но в 1146 году, когда Всеволод умер, туровский епископ был изгнан из города Ярославом Изяславичем. Поэтому он и «попин» — не поп и не епископ…

Академик Рыбаков опротестовал такое определение, предложив свой вариант. Согласно его толкованию, особенности написания букв соответствуют не середине XII, а последней четверти XI века. Поэтому он считал, что «княгиня Всеволожаа» — вероятнее всего, жена великого князя Всеволода Ярославича, умершая 7 октября 1111 года. Это подтверждает и состав свидетелей. В перечне попов и бояр (имена с отчествами) указаны два свидетеля с необычными отчествами — определениями по женским именам — Михаил Елисавинич и Иван Янъчин. Елисава, мать Святополка Изяславича, умерла 4 января 1107 года; Янка — дочь Всеволода Ярославича, основательница Янчина монастыря, умерла 3 ноября 1112 года. Оба свидетеля, как предположил Б.А. Рыбаков, были их духовниками. Поскольку же так называть их можно было лишь при жизни их духовных дочерей, то даты смерти последних кладут верхний предел времени покупки. Академик полагал, что наиболее вероятное время свершения сделки — 1093–1107 годы, уже после смерти Всеволода Ярославича, хотя практически покупка могла быть сделана в любое время начиная с 1068 года.

Датировка Б.А. Рыбакова позволяла думать, что речь идёт о том самом Бояне, который упомянут в «Слове о полку Игореве». В таком случае Боян был очень богатый человек: стоимость земли, которую купила у него или у его наследников княгиня, равна годовому доходу с семи городов — маленькому княжеству! А поскольку сделка была заключена в Софии Киевской, можно думать, что «земля Бояна» находилась где-то рядом, во всяком случае на территории Киевского, а не Черниговского княжества. Иными словами, Бояна следовало искать среди жителей Киева, а не Чернигова или Тмуторокана. И по положению своему он должен был занимать высокое, а, главное, независимое место, обладая обширными земельными владениями.

Поиски Бояна начались достаточно интересно, теперь надо было попытаться ответить на вопрос: что представляют (6, 221) собой те заимствования, которые внёс из произведений Бояна в текст «Слова…» его автор?

Помочь в этом могли только логика и здравый смысл.

Настойчивые попытки представить «Слово…» произведением устной народной словесности были отвергнуты совместными усилиями скептиков и защитников древнерусской поэмы. Неведомый её автор получил наконец право на грамотность и был возведён в достоинство профессионального литератора. Это открывало его произведению путь в письменную литературу со всеми её радостями и огорчениями — корректорскими ошибками, типографским браком, вольностью редакторов и даже полным забвеньем до сдачи в макулатуру, откуда и был извлечён единственный — и снова погибший! — список. Но это касалось только автора «Слова…». Боян же неизменно оставался в их глазах песельником-гусляром, развлекающим дружину, князя или честной народ на площади. Несмотря на весь его талант, его продолжали считать скоморохом, и подозрение в гаерстве, исключавшее человека из «приличного общества» не смягчалось даже тем обстоятельством, что гуслями увлекался — притом весьма успешно! — сам царь Давид, псалмопевец, как его традиционно изображали на иконах, фресках и на стенах храмов древней Руси. Да-да, царская то была утеха…