Истерический роман № 1 - страница 7

стр.

Ганс спрыгнул с коня, взял его под уздцы и пошел прямиком на призрака. Колени его, честно говоря, слегка дрожали, но когда идешь прямиком к цели, не стОит отвлекаться на такие мелочи. Хотя призрак был крупного размера (со скидкой на то, что размеры нематериальных предметов – вещь условная) и весьма устрашающий. Костяком его имиджа служил скелет, украшенный полуистлевшими лохмотьями и ржавыми цепями. На шее болтался амулет "совиный глаз" – такой красивый, глаз не оторвешь!

Как завороженный, шел Мистериозус на призрака, волоча за собой Искронога, а призрак тихо отступал, плыл по лесу над заросшими тропами. Так двигались они медленно и долго луна и звезды успели уже быстренько прокрутиться по небу и скрыться за набежавшими тучами.

– Пора бы показаться Уухену, – подумал Ганс. Но вместо Уухена впереди показались кочки и заросли тростника. Болото!

Призрак расхохотался дьявольски истерическим смехом, надулся выше деревьев, лопнул и исчез во всех направлениях сразу. Во всяком случае, звуки инфернальной истерики еще долго доносились до ушей усталых путников со всех сторон. А может, это было эхо.

Следом в истерику впал Искроног. Только Ганс удержался, стоя на краю болота, явно с трясиной.

– Одно из двух, – думал он. – Либо на месте Уухена теперь болото, либо призрак специально завел меня подальше от города, чтоб неповадно было соваться. Эх, хорошая вещь Средневековье, одно плохо – друзей у меня тут нет. Пока. Спросить совета не у кого, кроме Искронога. Ладно, двигаться ночью по болоту опасно, заночую здесь, а утром видно будет, что к чему и где мы есть.

Он привязал коня к дереву, заметил по звездам направление, откуда пришел, и стал устраиваться сам. Тут ему в голову пришла еще одна мысль, и он завопил на все четыре стороны:

– Эй, истероид с "совиным глазом"! Я здесь никого не знаю, скажи хоть, как тебя зовут? Меня – Ганс Мистериозус! Йоханнес!!! Мистериозус!!

– Несс! Стериозус! – радостно ответило стереоэхо.

Глава 11.

Э-эхо У-ухена.

Ганс обрадовался, что ему вежливо ответили. Нету в Средневековье таких слов, какими в 21 веке истерят, цензора на них нет, привезти надо!

– Несс-уменьшительное от Лох-Несс?-продолжил он переговоры.

– Не Лох-Несс!-возмутился призрак.

– Лохом прозвали непонимающие современники?-доперло до Мистериозуса.

– Не понимаю их и я.-отозвался Стериозус.

– Скажешь, где Уухен?

– У-у! Хрен!

– Невежливый!

– Вежливый!-на этом разговор прервался. Поскольку истерить Ганс не хотел.

Он стал укладываться на ночлег. Посильнее привязал Искронога, подложил под голову седло и уснул. Не бог весть что, но после Охохохена-рай. Ночь прошла спокойно. Временами раздавалось ржание, временами-вой призрака, но Ганс только надеялся, что это не истерика, и спал дальше. Под утро проснулся голодный:

– Несс, где еда???

– Нет-с!… Вот балда!

Вокруг, конечно, росла черника, но ей не наешься, да и рисковать не стоит. Хорошо Искроногу! Он увидел на болоте сочную траву и стал есть. Рискнул и Мистериозус. Съев всю чернику, он вдруг заметил что-то вкусное, лежащее около трясины. Съел. Противоестественно конечно, но его не засосало. Он увидел еще что-то вкусное и пошел по зову желудка вглубь болота бок о бок с Искроногом.

Показались колышущиеся строения. Сначала Ганс решил, что это-глюки, вызванные полным счастьем (по-немецки вышел бы каламбур) набитого желудка. Но тут что-то доперло и до его мозга. Добро пожаловать в Уухен, город призраков!

– Добро пожаловать!-прокричал Стериозус, встречая гостей.

Глава 12.

Эхо Уухена.

Ганс с Искроногом в поводу шел по тоненькому, чуть колышущемуся слою мха, но вопреки законам болотной природы и съеденным блюдам не проваливался в трясину.

Улицы болотного Уухена были покрыты мхом и ряской, а дома заменяли собой кочки. Они были как раз такими, какими их Мистериозус себе представлял – приземистыми, скорее деревенскими, чем городскими, без всякого архитектурного стиля. Все правильно, VIII век примерно, романскому стилю еще рано распространяться по лесам и болотам.

Призраки на улицах тоже были вполне такими, какими Ганс не раз пытался их себе представить раньше – серыми, почти незаметными и бессловесными.