Истории Бедлама - страница 13
Все пропало. Эта штука испортила единственное богатство бедной фермы, которую девушка могла назвать по-настоящему своей.
— Как ты мог… — процедила она сквозь зубы.
Новорожденные поросята тихо повизгивали в загоне по матери.
— Как ты смеешь… — прорычала Дороти, ледяные руки девушки стали горячими. Ее кровь закипела. Страх исчез. Она смотрела на свои туфли — в крови, которая текла повсюду и поглощала серебряные искорки, которые оживляли их. Ярость поглотила страх полностью.
Опять раздалось хихиканье. Прямо перед ней, чернота, сгустившаяся над внутренностями мертвой свиньи, начала расти. Долговязая тонкая фигура разматывалась, растягиваясь вверх. Его красные глаза светились в темноте, наблюдая за ней. Она могла видеть его лицо озаренное мягким, синим светом. С его губ капала кровь, а углы рта растягивались и заставляя желтую мертвую кожу трескаться в улыбке, обнажая гниющие, заостренные сейчас окровавленные зубы.
— Уходи… — приказала Дороти, сжав кулаки. Она подняла фонарь за ручку, а затем схватила его прямо рукой за горячее стекло. Она не могла или не хотела чувствовать что-либо сейчас.
— Уходи! — закричала она.
Нечто стояло где-то в пятнадцати футах перед ней, распахнув свои руки, с них капала свежая кровь на белую сорочку Дороти. Он начал смеяться, делая один широкий шаг через свинью, к ней. Дороти разбила фонарь о грудь чудовища. Изверг взвыл и вспыхнул пламенем, фонарное масло охватило его и загорелось. Он выбросил руки вверх и споткнулся. Но, даже когда пламя лизало его кожу и рваную одежду, чудовище, корчась и визжа, не сводило красных глаз с Дороти. Она видела его ярость. Он прыгнул на нее, роняя раскаленные ошметки. Пламя охватило загон и стойла, из-за горящего следа, которое оставляло чудовище, когда приближалось к Дороти.
Дороти больше не боялась. Несмотря на чудовище перед ней, она не двигалась с места. Ее волосы вдруг поднял какой-то сверхъестественный ветер, она раскинула руки и чувствовала, как гнев течет через нее, как кровь по венам.
Высокое существо сделало еще один большой шаг, и Дороти была почти в пределах его досягаемости. Но Дороти мешала ему теперь пройти. Она прыгнула от стены и стала наступать на неправдоподобно высокое чудовище охваченное пламенем. Она вытянула руки перед собой и заставляла монстра отступать силой своей ненависти. Он упал на пол и засмеялся еще громче. Его булькающий сдавленный смех отражался от стен и потолка сарая.
Вокруг них визжали свиньи и лошади били копытами. Перепуганные животные пытались вырваться, отчаянно ища выход, чтобы убежать от быстро распространяющегося огня. Дороти прыгнула на существо, растянувшегося по полу сарая. Она схватила его за голову и стала драть ногтями его дикие глаза, теперь пожелтевшие, с красным отсветом в освещенной огнем комнате, а чудовище продолжало смеяться.
Полная ненависти и гнева, она сунула руку сквозь сухую, натянутую, мертвую кожу, которая обтягивала голову чудовища и сжав в кулак, стала вытаскивать горсти красновато-черных внутренностей — кровавые куски мяса и клочки сена, какие-то различные органы других существ. Желто-красные глаза зверя закатились и смех растворился в бульканье. Его чернеющее тело раскололось и развалилось от жаркого пламени.
— ДОРОТИ! — мужской голос пробился сквозь облака густого дыма, окружавшие ее. Ее сила пропала, она подняла глаза и поняла, что жгучий, горячий дым в сарае был слишком густым, чтобы видеть что-нибудь. Синий свет исчез. Дороти была растеряна, слепа, и едва могла дышать в густом, черном дыму.
— Дядя Генри! — пыталась ответить Дороти, кашляя и брызгая слюной. Из темноты ее выхватили две сильные руки и вышвырнули ее из сарая. Через несколько мгновений, она вдохнула сладкий, прохладный, свежий воздух. Оба ее дяди побежал обратно в сарай и, мгновение спустя, лошади и свиньи выбежали во двор.
— Дороти! — воскликнула ее тетя Эм, бегущая к девушке, которая безвольно лежала на траве.
— Я в порядке, я в порядке, тетя Эм! — икнула Дороти. Она почувствовала облегчение от холодного мокрого полотенца на шее, которое прикладывала тетя Эм. Только теперь она почувствовала тупую, пульсирующую боль в ладони, которой она схватила горячий фонарь.