Истории без любви - страница 40

Несмотря на то что рабочая неделя кончилась, заводские автобусы от проходной ушли полупустые. А на сборочной площадке вдруг оказалось немало людей. Всем хотелось поглядеть, как оживет машина века.

В шесть вечера еще оставались кое-какие мелочи. Сущие пустяки. Сахарнов и Кучук-Яценко уже с обеда были на площадке. Сначала Василий Алексеевич все порывался лично «подсобить ребятам». Но кто-то из сборщиков вежливо, хотя и настойчиво, попросил главного конструктора дать им поработать, и он обиженно отошел под навес, где на верстаке невозмутимо сидел Кучук-Яценко.

В семь пришел Асаянц. Было еще светло. Прожекторов не зажигали. Григорий Багратович постоял, посмотрел, как работают сборщики, и куда-то исчез. Зато минут через сорок к площадке подъехала директорская машина. Из нее вытащили термосы с кофе и несколько пакетов с бутербродами.

Прошло еще часа полтора. Прожекторы, направленные на машину, теперь безжалостно высвечивали все до мельчайших деталей: до царапин и зазубрин на обшивке.

Народу на площадке поубавилось. А может, это Василию только показалось. В полутьме, вне площадки, после яркого света прожекторов трудно было что-нибудь разглядеть.

В одиннадцать, когда сборщики уже начали крепить клеммы на панели управления, на площадку позвонила Надя. Кучук позвал его к телефону и деликатно отошел. Но слышимость была плохая, и Василию пришлось повысить голос, так что все слышали их разговор. Поэтому он был сдержан. А Надежде хотелось знать о том, что делается на площадке во всех подробностях. Еще бы, весь их роман проходил под рассказ о К-700. Все два года, пока Василий ухаживал за ней, он только и говорил, что о машине.

Надин голос в трубке был далеким и слабым, словно с другой планеты.

— Ты ел что-нибудь? Может, привезти?

— Не надо. Нас тут знатно подкормили. Как ты?

— Запаковала чемодан. Девочки с работы пришли. Тоже интересуются.

— Скажи, сегодня пустим. Будет подарок к свадьбе. Когда? Не знаю. Может, часа через два, а скорее, к утру. Да нет, не опоздаю. Помню, что наша очередь в десять... Позвони моим, чтобы сегодня не ждали...

Во втором часу ночи, когда в соседний парк начали один за другим возвращаться троллейбусы, все было готово. Сахарнов и Кучук-Яценко еще раз осмотрели машину. Василий Алексеевич зачем-то постучал костяшками пальцев по корпусу. На мгновение на площадке стало так тихо, что было слышно, как за забором, в троллейбусном парке переговариваются водители.

Василий стоял в плотной группе сборщиков, которая обступила Сахарнова, Кучука-Яценко и Асаянца. Хотелось узнать, что же в конце концов получилось? Действительно ли окончилась стремительная, напряженнейшая полоса в их жизни? Так ли уж грандиозна эта машина, которая задолго до своего рождения, еще в чертежах, породила множество разговоров, заставила их отдать столько сил?

По всем расчетам, по всем законам логики машина должна была работать, сваривать трубы. Но проклятое «а вдруг?»! Сколько раз так было с другими машинами, прежде! И Асаянц, и Сахарнов, и Кучук-Яценко, и многие сборщики знали это по собственному опыту. У Василия такого опыта еще не было. Может, поэтому Кучук вдруг оглянулся и кивнул Загадарчуку, чтобы подошел.

— Какая рука у тебя, Василий Федосеевич? Легкая?

— Не знаю... А что?

— Известен ли тебе закон игры: новичкам всегда везет?

— Что-то такое слышал.

— Давай готовься. Это твоя первая машина, тебе и запалить дугу.

— Мне?

— Тебе, тебе. Ты же у нас жених некоторым образом...

— Я спрашиваю вас, Василий Федосеевич, — голос регистраторши звенел металлом и решительностью, — согласны ли вы, чтобы Надежда Николаевна стала вашей женой?

— Да, — ответил Загадарчук. И тотчас же ослепительная вспышка блица ударила по его покрасневшим глазам.

Загсовский фотограф по сигналу отца начал делать снимки. И этот всплеск безжалостного, безжизненного света вновь вернул его мыслями туда, на несколько часов назад, на площадку.

Он только мельком взглянул на часы. Было два ночи. Где-то там, за серыми коробками зданий с потухшими глазницами окон, за плотной листвой днепровских парков уже начинало светлеть небо, пробивая дорогу новому дню. Город спал. И предутренний сон его был, наверное, самым чутким. Но об этом Василий подумал через минуту, когда сначала заворчал, словно просыпаясь, движок походной электростанции, подключенный к машине, а потом загудел, набирая обороты. И этот медный бас уже подхватили ущелья окрестных улиц, усиливая его многократно. В окнах ближних домов тревожно вспыхнули люстры.