История экономической мысли. Лекции в Лондонской школе экономики - страница 8
противопоставления изоляции и организованного социального обмена. Читая лекции Роббинса,
мы невольно восхищаемся его широтой взглядов и корректностью. Не раз он предупреждает, что
его собственный или чей-то еще комментарий предвзят. Он также честно признает, что в своих
лекциях по экономической мысли Средневековья во многом опирался на вторичные источники.
Иногда он цитирует собственные труды, но и в этом случае предлагает слушателям варианты тол-
кования и не называет их истиной в последней инстанции. Роббинс также отмечает, что получает
небольшие авторские отчисления за написанное им предисловие к книге, но при этом не
рекомендует студентам покупать ее.
Курсы по истории экономической мысли призваны расширить кругозор студентов5. Роббинс
великолепно справляется с этой задачей. Можно отметить сразу несколько типичных черт,
позволяющих ему это делать: он всесторонне подходит к истории экономической мысли. Он
призывает слушателей быть внимательными к появлению в экономической теории слова, а значит,
и понятия «естественный», позволяя студентам распознать его проблематику, вместо того чтобы
позволить им приписать его авторство кому-либо. Он разделяет меркантилизм в его узком и
широком понимании. Он подчеркивает, что сказанное автором может быть исторически важным,
независимо от того, согласен ли с ним читатель. Он отделяет аргументы ситуативные
5- Возможно, это объясняет следующие слова Роббинса: «Мне рассказывали о заседании Американской экономической
ассоциации.. На этих заседаниях толпы американцев собираются в небоскребах столичных городов разных штатов в США,
читаются доклады, а экономисты постарше присматривают себе экономистов помоложе, чтобы забрать их на свои кафедры.
Это совсем не такая плохая система, не стоит смотреть на нее свысока. В этом веке она хорошо повлияла на систему
производства экономистов в Соединенных Штатах». Конечно, это весьма неполное описание рынков работников научного
труда.
2О
ВВЕДЕНИЕ
от доктринальных и абсолютных. Он настаивает на разделении количественной и
неколичественной версий утилитаризма и на разделении упрощенной и сложной интерпретации
понятия естественного права. Он предостерегает нас по поводу Локковой контрактной теории
денег, говоря, что ему такое объяснение «не кажется слишком убедительным, но оно постоянно
звучало в политическом дискурсе XVIII века, и вы должны о нем знать». Он критикует
моделирование: «Используя экономический жаргон, мы часто называем моделями совершенные
банальности». Он привлекает внимание к важности дефинитивных различий при сравнении
разных авторов. Он защищает Сэя: «Дурная слава держится крепко. Вероятно, закон Сэя так и
останется законом Сэя, хотя история экономической мысли показывает, что Сэй виноват не
больше остальных». Он отстаивает необходимость сочетать природную одаренность с образо-
ванием, говоря, что «не смог бы так долго работать преподавателем, если бы не верил, что
образование иногда тоже бывает небесполезно». Он сожалеет о некоторых интерпретациях,
говоря, что «иногда, для того чтобы узнать истину, нужно вернуться к исходному тексту». Он
показывает, что преемственность в истории экономической мысли зависит от того, как автор
формулирует фундаментальные понятия, а также показывает, что любой вопрос «остается
открытым и разумные люди вправе причислять Милля к своим сторонникам, если только они при
этом оговаривают все условия».
В лекциях встречаются некоторые странности. Например, Роббинс защищает Адама Смита от
обвинений Теренса Хат-чисона в том, что Смит не сослался в своей книге на труд Джеймса
Стюарта. Роббинс пишет, что «Смит имел полное право не рекламировать своего оппонента,
который в то время вернулся в Шотландию и вращался с ним в одних кругах».
Роббинс также утверждает, что одной из задач историка экономической мысли является