История Консульства и Империи. Книга I. Консульство - страница 13

Наконец, все находили, что это место не приспособлено к человеку, который должен был занять его, то есть к Бонапарту. Оно заключало в себе слишком много наружного блеска и слишком мало действительной власти: слишком много блеска, потому что явно напоминало о возвращении монархизма; слишком мало действительной власти, потому что человеку, на которого возложено преобразование Франции, следовало дать право почти неограниченное.

Сторонники генерала Бонапарта не могли говорить об этом нововведении без громких порицаний. Между ними Люсьен Бонапарт, который по какой-то прихоти то противоречил, то поддакивал главе своего семейства, настойчиво возражал против проекта Сийеса. Люсьен кричал повсюду, что Республике нужны президент, Государственный совет и при них еще кое-какие безделицы, что государство утомилось, слушая болтунов, и теперь оно нуждается только в людях действующих.

Эти необдуманные речи могли иметь самые неприятные последствия; но, по счастью, на слова Люсьена не обращали большого внимания.

Генерал Бонапарт, среди своих непрерывных занятий, собирал разные слухи, распространяемые о проекте Сий-еса. Следуя договоренности, он дал полную свободу своему товарищу и не хотел вмешиваться в конституцию до тех пор, пока не настанет срок изложить ее окончательно. Тогда он надеялся устроить назначаемое ему место сообразно своему вкусу. Однако доходившие со всех сторон известия наконец его раздражили, и он выразил неудовольствие со своей обыкновенной горячностью в речах, горячностью, в которой часто раскаивался, но с которой иногда не мог совладать.

Неодобрение, которое он выражал по поводу некоторых статей проекта, скоро дошло до его автора. Сийеса это сильно огорчило. Хотя он был неспособен к интриге, однако начал поодиночке склонять в свою пользу членов обоих законодательных отделений.

Между тем де Ла Мерт и двое из приближенных Бонапарта, Редерер и Талейран, желая сохранить согласие между этими важными людьми, начали деятельно хлопотать об их встрече.

Буле де Ла Мерт обязался письменно изложить идеи Сийеса и сделался, таким образом, доверенным его проекта. Редерер входил в состав первого Национального собрания, был человеком умным, настоящим публицистом в духе XVII века, любил много толковать о происхождении и организации обществ, составлять проекты конституций и присоединял к этому явную склонность к монархизму. Талейран, способный постигать умы, даже совершенно противоположные его собственному, был одинаково поражен и деятельным гением молодого Бонапарта, и умозрительным гением философа Сийеса, чувствуя склонность к обоим.

Итак, подготовили свидание. Оно должно было происходить у Бонапарта, в присутствии Редерера и Талейрана.

Дело сладилось, но не удалось.

Бонапарт находился под впечатлением донесений о великом электоре, а Сийес был полон неодобрительных отзывов генерала, которые, вероятно, были ему переданы в преувеличенном виде. Мужи сошлись в дурном расположении, показывали друг другу свое неудовольствие и разговаривали в самых язвительных выражениях.

Испуганные примирители снова принялись за дело, чтобы сгладить дурное впечатление от встречи. Буле де Ла Мерт и Редерер придумывали новые образцы исполнительной власти, которые бы устранили затруднения, неприятные Бонапарту, то есть бездействие великого электора. Сперва они придумали консула с двумя помощниками, потом — великого электора, с предоставлением ему права назначать двух консулов, мирного и военного, присутствовать при их совещаниях и решать возникающие между ними вопросы. Этого было недостаточно для самолюбия Бонапарта и слишком много для Сийеса, проект которого этим совершенно уничтожался.

Сийес, как и все созерцательные умы, пал духом при первой же встрече с препятствием, проистекавшим из самой природы вещей. Он говорил, что бросит все, покинет Париж, уедет в деревню и оставит молодого Бонапарта одного с его зарождающимся деспотизмом, который уже ясно обнаруживается.

«Он хочет уехать, — говорил и Бонапарт, — пусть едет; я поручу Редереру составить конституцию, предложу ее обоим законодательным отделениям и удовлетворю голос общества, который требует, чтобы это дело было кончено». Но он ошибался, говоря таким образом. Ему еще рано было показывать Франции обнаженный меч свой: он встретил бы совершенно неожиданное противодействие.