История любви - страница 10

стр.

Так что два пункта из трех. Тогда я спросил ее, почему она носит крестик, да еще на запаянной цепочке. Она объяснила, что это крестик ее матери и носит она его по причинам сентиментальным, а не религиозным.

Разговор снова вернулся к нашим отношениям.

— Слушай, Оливер, я уже сказала, что люблю тебя?

— Нет, Дженни.

— Почему же ты меня не спросил?

— Боялся, если честно.

— Спроси сейчас.

— Ты любишь меня, Дженни?

Она посмотрела на меня и без всякого кокетства ответила вопросом на вопрос:

— А ты как думаешь?

— Да, наверное. Может быть.

Я поцеловал ее в шею.

— Оливер?

— Что?

— Я тебя не просто люблю… Господи, ну что еще?

— Я тебя очень люблю, Оливер.

6

Мне нравится Рэй Страттон.

Может, он не гений и не великий футболист (скорости не хватает), но он хороший сосед по комнате, верный друг. Как же он, бедолага, страдал весь наш последний курс! Куда он шел заниматься, когда видел свисающий с дверной ручки галстук (традиционный знак, что комната занята)? Конечно, он не все время занимался, но что-то надо было делать. Допустим, он мог пойти в библиотеку, или в Ламонт, или даже в клуб. Но где он спал в те ночи с субботы на воскресенье, когда мы с Дженни, нарушая университетские порядки, оставались у меня до утра? Рэй вынужден был искать место, где бы прикорнуть, хотя бы на соседском свободном диване если, конечно, там было свободно. Хорошо хоть, что футбольный сезон уже кончился. Ну и, конечно, я бы сделал для него то же самое.

А какая Рэю награда? В прежние времена я делился с ним мельчайшими подробностями своих любовных успехов. Зато теперь он не только был напрочь лишен этого неотъемлемого права соседа по комнате, я даже ни разу не признался в открытую, что мы с Дженни любовники. Я просто давал ему знак, когда нам понадобится комната. Пусть сам догадывается, зачем.

— Черт побери, Барретт, так вы с ней этим занимаетесь или нет? — допытывался он.

— Рэймонд, я тебя как друга прошу — не спрашивай.

— Но черт побери, Барретт, но ведь и днем по будням, и по ночам в пятницу и субботу!.. Наверняка вы с ней этим занимаетесь.

— Что тогда спрашиваешь, Рэй?

— Потому что это вредно для здоровья.

— Что именно?

— Да все! Вся эта ситуация. Раньше ведь так не было?! Раньше ты дядю Рэя уважал, все детали ему выкладывал. А так — несправедливо, тут что-то нездоровое. Черт возьми, что в ней есть такого, чего нет в других?

— Послушай, Рэй. Это зрелая любовь.

— Любовь?

— Не произноси это слово, как ругательство.

— Любовь? В твоем возрасте? Мне страшно за тебя.

— Почему? Боишься, что я свихнусь?

— Боюсь за твое холостяцкое состояние. За твою свободу. За твою жизнь!

Бедный Рэй. Он действительно обеспокоен.

— Ты что, боишься потерять соседа по комнате?

— Выдумал еще[3], потерять? Да мне еще одна досталась, вечно тут торчит!

Я как раз одевался идти на концерт, пора было завершать это обсуждение.

— Не мучайся, Рэй. Снимем квартиру в Нью-Йорке, будем менять девочек каждую ночь. Все перепробуем.

— Как же не мучаться? Я же вижу. Она тебя окрутила.

— Все под контролем, — сказал я. — Расслабься. Поправляя галстук, я направился к двери. Но Рэй не мог угомониться.

— Эй, Оливер!

— Ну?

— Так ты ее трахаешь?

* * *

На этот концерт не я пригласил Дженни. А она меня. Она в нем участвовала. Оркестр Баховского общества исполнял Пятый Бранденбургский концерт, и она солировала на клавесине. Конечно, я часто видел, как она играет, но никогда — с оркестром или на публике. Я так ею гордился! И по-моему, она ни разу не ошиблась.

— Ты великий музыкант, — сказал я ей после концерта.

— Сразу видно, как ты разбираешься в музыке, подготовишка.

— Достаточно.

Мы были во дворе Данстерского колледжа. Стоял один из тех апрельских вечеров, когда начинаешь верить, что весна, наконец, доберется и до Кембриджа. Ее приятели-музыканты прохаживались поблизости (включая и Мартина Дэвидсона, который забрасывал меня невидимыми снарядами ненависти), и поэтому я не мог спорить с Дженни о тонкостях игры на клавишных.

Мы решили прогуляться по берегу реки.

— Протри глаза, Барретт. Я играю хорошо. Не отлично. И даже не на уровне университетской сборной. Просто хорошо. Понятно тебе?