История моей любви - страница 18
— Я всего полмесяца назад была невестой.
Из кармашка комбинезона я достала направление на работу, Белов взял его и, не читая, даже не разворачивая, аккуратно положил тоже в карман своего комбинезона; я тут же поняла, что бумажка, как говорится, бумажкой, а работу надо еще поглядеть…
— А теперь раздумала, — договорила я.
— Именно такой случай и был с одним моим приятелем, — сразу же быстро и охотно заговорил Шамогонов.
Белов с Антоновым молчали, а Патронов язвительно спросил:
— Твой приятель, Валера, тоже невестой был?
— Ну-ну, — вдруг мягко сказал мне Белов, и я поняла: чего, дескать, не бывает по молодости, прошло — и ладно… И спросил: — Присядем на минутку? — Первым пошел к длинному ящику, сел на него.
И остальные сели вдоль ящика; и они, оказывается, уже курили, а когда успели закурить, я и не заметила. Для меня оставили место рядом с Беловым. Я села, сказала:
— Мастером у нас в группе был Никита Степанович Потапов. Отец у меня — сталевар, мать — в инструменталке его же цеха работает. В это училище я пошла из-за того самого суженого, с которым потом рассталась. Живем мы втроем: отец, мать и я. После восьмого класса дальше не стала учиться в школе, потому что почувствовала себя уже взрослой. Среднее образование в училище получила наряду со специальностью. А что я сказала — хорошо тут, так действительно хорошо: за три года, что в училище прошли, у меня было время сто раз подумать, будет по душе мне эта работа или нет. Если бы поняла, что нет, ушла бы из училища: ведь я одна девчонка во всей группе была. — Договорила и все не могла на них поглядеть.
— Спасибо! — вдруг просто и негромко произнес Белов.
— Вот чудачка!.. — по-другому уже, чем до этого, проговорил Патронов. — Да ведь когда мы в бригаде узнали, кого нам присылают, ты думаешь, не поговорили мы с Никитой Степановичем?
— Ты меня извини, — совсем тихо попросил Шамогонов. — Ну, насчет невесты…
— Это он оговорился по своей всегдашней привычке, — насмешливо пробасил Антонов. — Мы-то знали, что ты — Анка.
Я все еще не могла поднять головы, только сказала:
— А пойму, что в тягость вам, сама уйду!
Они ничего не ответили мне, молча курили.
— Хорошо порыбалил вчера, Степан Терентьевич? — спросил потом Шамогонов; а я, как сквозь сон, сообразила, что вчера ведь воскресенье было.
— Две щуки, остальные — окуни, — отвечал Белов, а я вспомнила, что и отец очень любит ловить рыбу, да вот редко это у него получается: и на заводе работы много, и на каждый выходной у него или общественных, или домашних дел хватает.
— Мы вчера с моей старухой весь лес облазили, грибов набрали-и! — удовлетворенно протянул Патронов. — Молодые наши отпуск ей на выходной дали, сами с внучонком нянькались.
— У тебя как мать-то, Алексей? — спросил Белов Антонова.
— Ходит помаленьку, — отвечал Леша, и в голосе его мне почудилась ласковая, добрая усмешка.
— Вот, Анка, какой у нас Лешенька дурачок, — бодро заговорил со мной Шамогонов. — Уж двадцать восемь богатырю, а он все не женится, хоть у матери два инфаркта уже было.
— А какая из него нянька, Анка? — спросил Патронов.
— Обжегся он по молодости лет вот вроде тебя, — сказал Белов.
— Вы с меня пример берите! — уже весело и громко говорил Шамогонов.
— Ему, Анка, жениться — что в баню сходить, — пробасил Алексей.
И тогда уж я справилась с собой, подняла голову. Сначала увидела его глаза и лицо, улыбавшееся мне, а потом и серо-голубую воду за его спиной, и небо над головой, и солнце, запутавшееся в Лешиных русых пышных волосах. И сразу же снова стала слышать грохотанье верфи, сигналы кранов, гудки буксиров… Поглядела на Белова. Он спокойно улыбался мне, и в глазах его, глубоко запавших под выпуклым лбом, было такое же доброе понимание, как и у моего отца. И я упрямо сказала:
— И все-таки, Степан Терентьевич, хорошо тут!
— А? — сказал он, посмотрев на всех, и они вдруг начали хохотать, глядя на меня.
Я сначала крепилась, а после тоже засмеялась вслед за ними.
Они докурили, бросили окурки в ведро, поднялись с ящика, подошли к огромному редуктору лебедки, стоявшему на брусьях. Все надели рукавицы, и я тоже.