История нравов. Буржуазный век - страница 15

Не мешает здесь прибавить, что там, где городские республики[15] исполняли те же функции, устанавливались те же формы абсолютного режима, приводившие к тем же моральным последствиям. Достаточно указать на Венецию, абсолютистское правительство которой не уступало по своей жестокости в XVII и XVIII веках Франции и Германии.

Резюмируя все сказанное, мы приходим к заключению, что история абсолютизма была великой трагедией европейской культуры, и мысль, что для большинства народов этот скорбный путь был исторической неизбежностью, может служить лишь ничтожным утешением. Тем отраднее факт, что дни абсолютизма ныне сочтены во всех странах и что ввиду коренного изменения исторической ситуации даже временное возрождение его господства невозможно.

Если вы спросите, какие же причины обусловили жестокость методов абсолютизма и почему эта жестокость всегда была неразрывно с ними связана, то следует ответить: как то, так и другое – как грубое присвоение власти, так и не менее грубое использование этой власти вплоть до последних дней ее существования – вытекало из вышеизложенных предпосылок исторического положения вещей. Возникновение абсолютизма было, несомненно, исторической необходимостью, а образование центральной политической власти было даже значительным прогрессивным явлением.

И, однако, абсолютизм не был органическим образованием.

Это была политическая форма, не связанная с общественным процессом производства. Только такие политические формы, которые так или иначе участвуют в производственном процессе, могут быть названы органическими. Абсолютизм был всегда лишь политической возможностью и потому в конечном счете только паразитом на теле общественного организма – это верно даже для его революционного периода. Абсолютизм был той политической возможностью, которая вытекала из классовой борьбы между восходившими денежными классами и нисходившим феодальным миром. Он был тем смеявшимся третьим, который сумел использовать в своих собственных интересах относительное бессилие обеих боровшихся за господство сил.

Так как этот третий мог обеспечить себе свою долю добычи только силой, то историческая ситуация, позволившая монарху с выгодой для себя уравновешивать один класс другим, привела, естественно, к торжеству грубой силы и постоянно вновь приводила к нему. Это продолжалось до тех пор, пока восходящий класс – в данном случае буржуазия – не окреп настолько, что сбросил, даже более, должен был сбросить со своих плеч этого паразита во имя собственного самосохранения, так как внешняя форма вещей уже не соответствовала их изменившемуся содержанию. В Англии это произошло в великую революцию 1649 года, во Франции – в великую революцию 1789 года.

Прибавим для большей ясности: эта борьба никогда не велась, само собой понятно, сознательно. Но от этого нисколько не меняется результат. В истории решающее, действительное значение имеет внутренняя сокровенная логика вещей, ибо логика вещей всегда сильнее нелогичности умов. Конечно, знание законов, которым подчинен исторический процесс, упрощает и ускоряет историческое развитие. Но и теперь еще мысль о человечестве, сознательно творящем свою историю, светит нам лишь впереди как идеал.

До сих пор мы старались изобразить типические черты в физиономии политического бытия эпохи абсолютизма, набросали, так сказать, его магистральную линию.

В рамках этой картины замечается самое резкое разнообразие, в зависимости от неодинаковости экономического базиса, на котором в отдельных странах выстраивался абсолютизм. Игнорировать это разнообразие нельзя. Необходимо отметить, по крайней мере, наиболее бросающиеся в глаза особенности и выяснить их причину, так как только они позволят нам объяснить неодинаковость культурного уровня в разных странах. Почему культура французского абсолютизма сияла таким ослепительным блеском? Почему она стала прообразом, вызывавшим восторг во всей Европе? Почему в Германии север так отличался от центра?

Абсолютизм восторжествовал сначала в Испании, и здесь – почти столетием раньше, чем в остальных странах, – зародилась и абсолютистская культура. Первое, что создала Испания, был образ неприступного величия. Эта особенность объясняется тем, что в Испании власть абсолютного монарха была относительно наименее ограниченной, и потому здесь представление о величии, тип величественного монарха могли быть доведены до крайности и стать прообразом для всех стран и времен. В начале XVII века формы французского абсолютизма стали рядом с испанскими, а французский этикет и французские нравы стали повсюду задавать тон. Испания обанкротилась, и ее мировая роль перешла к Франции. Франция довела до апогея то, что Испания начала. Законы французского двора заимствовались теперь всеми дворами. Так как тем временем борьба за власть окончилась всюду победой абсолютизма, то победное шествие французского абсолютизма было гораздо грандиознее испанского.