История одного сердца - страница 6
И вдруг краем глаза он заметил, что одна из кладовщиц достала из его сумки внушительную пачку денег внушительных размеров, состоящую из крупных купюр. Накануне болезни он ездил на предприятие, которое являлось компаньоном их фирмы, и взял у них большую сумму денег. Они-то и лежали в наплечной сумке в то злополучное утро, когда у него сдавило грудь. Из-за приступа он совсем забыл о деньгах. Ничего странного в этом не было, так как, не смотря на законы, фирмы имеют дело с наличными деньгами и по сей день. «А в девяностых годах, – вспомнилось Степану Семеновичу, – бывало, перевозили их даже в общественном транспорте и в хозяйственных сумках, и даже в полиэтиленовых пакетах с ручками. Странно только, что за три дня болезни никто с моей работы не упомянул о них. Наверное, решили, что раз простуда, то через пару дней, мол, я сам привезу их».
Он мгновенно выхватил деньги у кладовщицы и подсунул их под себя.
– Деньги не отдам ни за что! – решительно сказал он. – Мне за них потом за всю жизнь не расплатиться!
– Не положено в реанимации держать посторонние предметы, – возмутилась кладовщица. – Да и все вещи, что мы у вас взяли, вы сверите со списком, распишитесь, мы их упакуем, опечатаем и уберем в специальную комнату: считайте, в сейф. Получить их можете или вы, или тот, кому вы дадите доверенность. Беспокоиться не о чем!
Он и слушать не хотел кладовщиц, но отвернуться от них он не мог: деньги лежали под спиной.
На шум пришел заведующий реанимацией, который и делал операцию (к Исааку Иосифовичу почему-то он сразу проникся доверием). Ему Степан Семенович поверил сразу. Так и уговорили его отдать деньги. Он вытащил пачку из-под себя и отдал кладовщице.
– А зубную щетку с тюбиком пасты (он всегда на всякий случай брал их с собой)? – без какой-либо надежды спросил он.
Заведующий только отрицательно покачал головой.
– Вам все равно вставать нельзя!
На том разговор и закончился. Потом, подойдя ближе к пациенту, тихо прошептал, приложив палец к губам:
– Зато я принесу вам какую-нибудь книгу почитать, что тоже запрещено здесь. Вы какую литературу предпочитаете?
– Классику. Современных авторов не читаю. Сейчас, сами знаете, прилавки завалины книгами таких жанров, как детективы, фантастика, фэнтези, мистика и прочее, а я люблю настоящую чистую русскую речь без сленгов, жаргонов и мата. Так что, если можно, принесите что-нибудь серьезное.
– Достоевский подойдет?
– Да! Перечитал всего его вплоть до дневников и воспоминаний современников о нем, но с большим удовольствием почитаю еще раз!
– И еще. Видите провода, идущие от вены на сгибе локтя к приборам, расположенным над вами? Так это для круглосуточного контроля вашего состояния. Не трогайте их.
Пациент утвердительно кивнул.
– Так вот, приборы выдают необычные результаты: то они показывают, что инфаркт был, а то – не было. Так что в реанимации придется задержаться дня на четыре, пока я не разберусь в этом, – добавил Исаак Иосифович. – Потерпите уж.
Степан Семенович опять утвердительно кивнул и обессилено уронил голову на подушку, но не спал: все думал о детях и вспоминал супругу. Снотворное специально не просил.
За окном темно: ночь, а в реанимации горели все лампочки, и было светло как днем. «Круглосуточно свет не выключают», – догадался он. Степан лежал в одиночестве за ширмами уже второй день и читал книгу.
У входной двери в отделение стала слышна какая-то возня, тяжелые шаги (будто что-то несли) и тихое вполголоса переругивание. Штора в его палату раздвинулась, и на руках четыре врача внесли и положили на свободную кровать мужчину без признаков жизни. Сразу же стал ощущаться сильный запах алкоголя. Через секунду вошел сам заведующий отделением.
Около часа кардиологи пытались запустить сердце несчастного. Один раз Степан услышал слова: «Вроде, слабо прослушивается». Затем: «Нет! Не бьется!». Так повторилось еще раз, и наконец он услышал: «Все! Уже ничего сделать невозможно: умер». Он обратил внимание, что почти всю работу сделал сам Исаак Иосифович. Последние слова были именно его. Врачи с удрученными лицами накрыли умершего человека простынею и сразу же вышли из палаты, наверное, покурить и успокоиться самим. «Не все на свете равнодушные и черствые», – подумал Степан.