История одной девочки - страница 5
— Городовые пришли с обыском!
Это слово мгновенно прогнало остатки сна. Галя приподнялась на подушке и прислушалась: открывались дверцы шкафов, гремели отодвигаемые ящики, и папа каким-то странным голосом говорил:
— Здесь пустой ящик. Здесь столовое бельё.
Но, когда Галя услыхала, что сапоги приближаются к её комнате, она быстро накинула одеяло на голову и замерла под ним.
А городовые уже входили в дверь. И папа тем же странным голосом говорил:
— В комоде детское бельё… это шкаф с игрушками, а здесь… — папа подошёл вплотную к Гале, — на диване спит ребёнок…
— Так-с, — сказал грубый голос. — Откройте ящик-с… Попрошу шкаф показать…
Сапоги прошли мимо дивана.
— Так-с, можете закрывать. Всё-с.
Сапоги (Гале показалось, что их было очень много) загромыхали обратно. Дверь передней открыли и снова заперли. Галя осторожно сняла одеяло с головы. В наступившей тишине отчётливо стучал дождь по окнам и пел тонким голосом ветер в трубе. Мама вышла из своей комнаты, очень взволнованная:
— Что это? Почему у нас обыск? Как могли они к нам прийти!
— По всем квартерам с обысками рыскают, — шёпотом сообщила няня. — И чего ищут — видать, сами не знают. Тут во всём нашем доме воров нету, чтобы краденое держали. Да ходят-то не днём, а всё ночью норовят. Чисто сами по воровскому делу.
Няня осторожно приоткрывает дверь на лестницу:
— Наверх теперь, к Рогачёвым пошли… Ну, чего там у Рогачёвых надо? Там одни старики живут. Ишь как в дверь стучат! Господи, твоя воля, только людям спокою не дают!
— Закройте дверь, няня, и заприте её на цепочку… — Папа говорит тоже очень тихо.
А мама громко восклицает:
— В самом деле, что же это за произвол! Врываются, когда им вздумается, в квартиры… Что им надо?
— Оружие ищут… Как ты не понимаешь! — И папа, вздохнув, устало опускается на стул.
— Уж это, поверьте мне, — уверенно говорит няня, — хорошие люди по ночам не ходют — одни душегубцы.
— А где твоё охотничье ружьё? — спрашивает мама, с ужасом глядя на папу.
— Под Галей, — спокойно отвечает он, вытирая платком вспотевший лоб.
— Где? — изумлённо переспрашивает мама, быстро обернувшись к Гале и глядя на неё с таким испугом, точно Галю надо немедленно спасать.
— Под Галей, под Галей! — успокоительно повторяет папа. — В диване, на котором она спит.
— Батюшки-и! — всплёскивает няня руками.
— Господи, что ты говоришь! — Мама бросается к дивану.
— Нечего волноваться, оно уже давно не стреляет. И не надо пугать ребёнка, — заканчивает папа. — Спать надо. Завтра у нас ранняя репетиция.
Но мама ещё долго не может успокоиться:
— Ну, а что, если бы его нашли? Всегда я говорила, что эта охота ни к чему! И подумаешь, охотник! За три года одну утку застрелил, и та горькая.
— Ну при чём же тут я, Марусенька? Ведь это уж не моя вина. А стрелял я действительно мало, потому что у меня плохое ружьё, прямо отвратительное ружьишко! Я всё собирался его переменить.
— Совершенно не к чему. Ведь ловил же ты рыбу прекрасно!
— Рыба рыбой, а ружьё само по себе. Оно мне для зайцев нужно.
— Всё равно очень прошу завтра же бросить это ружьё в воду!
Тут Галя заснула, а утром папа вынул из дивана своё старое ружьё, завернул его в портплед и унёс. И больше никто не видел этого страшного оружия. Но городовые остались в памяти Гали, и стук тяжёлых сапог долго чудился ей по ночам.
И как-то в ненастный вечер, когда шум дождя, барабанившего в окна, напоминал Гале тот страшный, такой же ненастный вечер, после которого папа выбросил в речку своё охотничье ружьё, Галя шёпотом спросила няню:
«Няня, в кого они хотели стрелять, эти дяди, которые ночью ищут оружие и так стучат сапогами?»
«Боятся они, кабы в них самих кто не пальнул!.. Спи, Галенька, нечего тебе спрашивать о чём не след!»-ворчливо ответила няня, плотно укутывая Галю одеялом.
Дождь моросил с самого утра. Был конец апреля. По свинцовой Неве шёл ладожский лёд, но всем было ясно, что скоро лето.
Во-первых, няня пересыпала нафталином и убрала в большой сундук не только шубы и противные рейтузы, но даже все тёплые шарфы. Во-вторых, в доме все говори ли про «конец сезона», и Галя, которая считала «сезон» чем-то очень холодным и мокрым, вроде талого снега, радовалась, что он кончается.