История одной девочки - страница 6

И, наконец, — и это самое главное, — сегодня за обедом мама произнесла волшебные слова:

— Мы сняли дачу. Поедем опять в Белые Струги.

После этих слов было уже невозможно есть суп! Чудесные картины встали в памяти Гали: белые кувшинки, которые папа доставал из воды, и лиловые колокольчики у самого дома на лужайке (Галя часто прикладывала к ним ухо, чтобы узнать, не звенят ли они в самом деле, когда их качает ветер); и ландыш, запрятанный между двумя зелеными листками с капелькой росы, который они нашли с мамой, и полевые ромашки… У терраски лесенка в три ступеньки… А над крышей шумят деревья. И где-то там — тёмный лес. Но это ещё не всё! Около леса сверкало озеро, и оно было лучше всего — пожалуй, даже лучше цветов. В его прозрачной воде, у самого берега, блестели голубым серебром быстрые рыбки.

И всё это вдруг выплыло, как из тумана, от простых маминых слов: «Белые Струги».

Теперь оставалось только считать дни. Мама повесила над Галиным диванчиком особенный календарь. В нём было столько листков, сколько дней оставалось до «конца сезона». Каждое утро, просыпаясь, Галя отрывала по листочку. И вот пришло такое утро, когда листочков больше не было: сезон кончился!

Было первое мая, и солнце так нагрело оконное стекло, что оно стало горячим, и стоявшее на подоконнике молоко прокисло.

— Ну, пора на дачу! — сказал папа, весело входя в Галину комнату и открывая форточку. — Послезавтра едем в Белые Струги! Собирай свою куклу. Как у тебя её зовут-то?

— Миля, — говорит Галя и поспешно прячет куклу в большую картонку.

Но судьба Мили сложилась неважно: это лето она почти сплошь пролежала в глубине тёмной картонки и только один раз была из неё вынута, посажена в саду на скамейке и там забыта — на всю ночь.

У самого берега озера по жёлтому мягкому песку озабоченно снуют босоногие мальчуганы. Один из них стоит по щиколотку в воде и пристально наблюдает за стремительными движениями маленьких рыбок синюшек, скользящих у самых его ног. Он погружает в воду обе руки, и рыбки вихрем разлетаются в разные стороны. Мальчик смеётся и оборачивается назад, к берегу, где слабым огоньком горит маленький костёр.

— Эй, эй! — кричит мальчик. — Чья очередь идти за сучьями? Я больше не пойду!

— Илюшина — он ещё не ходил! — кричат с берега.

Илюша, рыженький мальчик, старательно раздувавший костёр, поднимается с колен в явной нерешительности.

— Ну, что же ты? Иди, а то потухнет! — кричат торопливые голоса.

Но Илюша стоит на прежнем месте и поглядывает на крутой обрыв, за которым начинается старый бор.

— А я боюсь, — выговаривает он наконец, и слова его в ту же минуту заглушаются смехом и криком.

Но Илюша не двигается. Худенький голубоглазый мальчик, наблюдавший за синюшками, быстро подбегает к костру и останавливается перед Илюшей.

— Значит, ты ненастоящий индеец! — говорит он, глядя в сконфуженное Илюшино лицо.

— Да-а, «ненастоящий»! А там небось темно…

Насмешливые голоса не дают ему кончить:

— Эх ты, лесу боишься! Ну ладно, я провожу тебя. У меня лук и стрелы… Он ещё никогда в лесу не был, — говорит примирительным тоном голубоглазый мальчик и, поправив самодельный лук, висящий за спиной, быстро начинает взбираться по обрыву.

— Галю-у! — раздаётся откуда-то голос. — Галенька, иди скорее, бабушка приехала!

Мальчик с луком за спиной весело сбегает вниз, кричит на ходу: «Я сейчас вернусь!» — и исчезает, бережно собрав деревянные лодочки и картонные корабли.

Бабушка была полненькая и седенькая. На затылке её вились колечки совсем белых волос. Она была такая тёплая и уютная, что около неё было тепло даже зимой.

— Галенька, — говорит бабушка, обнимая светлую голову и целуя голубые глаза, — что же это ты, матушка, совсем мальчиком заделалась! Ждала, ждала я внучку, а вышел у меня внук!

— Вот уж истинная правда! — вторит сокрушённо няня. — И игры-то всё как у мальчишек: луки, да стрелы, да костры разводить. Нет того, чтобы с куколкой посидеть, как другие девочки!

— Бабушка, а я не буду девочкой, — заявляет Галя, усаживаясь к бабушке на колени и дотрагиваясь до серебряных колечек на бабушкином затылке.