История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг. - страница 14

К тому же дискуссии в Гааге проходили на фоне все более активных действий шведских военных моряков и каперов против голландских торговых судов. Речь шла уже не только о тех кораблях, что направлялись в занятые русскими бывшие шведские порты, но, например, и о 15 судах, которые, загрузившись зерном в прусском Кёнигсберге (сегодня Калининград), возвращались домой^>{61}. Иначе говоря, подвергнуться нападению шведов могло любое голландское судно. Понятно, что в Гааге посланнику Пальмквисту приходилось то и дело оправдываться. Он ссылался на бедственное положение своей страны, вынужденной принимать отчаянные меры. Так все дискуссии на эту тему превращались в разговор глухих^>{62}.

И все же Хейнсиюс и посол Страффорд снова и снова пытались устранить формальные препятствия на пути к урегулированию в балтийском регионе. Пальмквиста спросили, есть ли у него, собственно, полномочия на ведение переговоров о мире. К удивлению собеседников тот ответил положительно; затем, естественно, последовал вопрос, от кого он такие полномочия получил. От шведского Сената и Ее Высочества принцессы Ульрики Элеоноры, сестры Карла XII, которая в отсутствие короля исполняла обязанности регентши. Но действительно ли король в своем турецком изгнании предоставил тем, кто его заменял в Стокгольме, подобные прерогативы?^>{63} Ответ Пальмквиста, что это вне его компетенции, никого, конечно, не удовлетворил. И Хейнсиюсу, и англичанам было совершенно ясно, что у этого шведского голубя мира по меньшей мере одно крыло подрезано.

В ходе соответствующих бесед Хейнсиюса и Страффорда с Куракиным русский посол четко заявил, что получил полномочия лишь на то, чтобы на мирной конференции в Брауншвейге вести переговоры о мире совместно с представителями стран-союзников России. Такой упор на совместные действия всей антишведской коалиции противоречил британско-голландскому подходу. Когда же собеседники Куракина поинтересовались, каковы российские условия мира, им было сказано, что сначала Швеция должна проявить готовность к миру. Входить в обсуждение того, удовольствуется ли царь Ингрией и Карелией, посол не пожелал, «понеже оныя есть наследственныя земли короны российской»^>{64}. Так что никакого продвижения добиться не удалось.

Ситуацию, в которой находился в Гааге Пальмквист, сделало еще более затруднительной новое письмо от его короля. 5 июня Карл XII велел своему посланнику не говорить ничего о всеобъемлющем мирном урегулировании, однако через французского посла намекнуть Куракину, что Швеция хочет сепаратного мира с русскими. Целью было не достигнуть результата, а только посеять беспокойство среди партнеров России по коалиции. Если же русские спросят, какие территории Швеция готова уступить, Пальмквисту следовало пуститься в рассуждения о несправедливой войне, начатой царем против шведов, и большом ущербе, который русские войска нанесли различным шведским провинциям. А прежде чем заявлять что-либо конкретное, посланник обязан был каждый раз запрашивать инструкций у короля. Главной задачей шведов было выиграть время^>{65}. Но для чего? Швеция в военном отношении становилась все слабее, тогда как силы ее противников, наоборот, росли.

В том же июне 1714 г. Хейнсиюс и Страффорд пришли к выводу, что достаточно уже прощупали дипломатическую почву. Пора было переходить к решительным действиям, тем более что британско-голландское предложение об объявлении перемирия в Северной войне готова была поддержать Франция. Такое заверение, переданное через маркиза де Шатонёфа, явно произвело в Гааге должное впечатление, ведь 25 июня Генеральные штаты постановили вместе с Лондоном и Парижем публично огласить свое предложение о перемирии^>{66}. Участия Священной Римской империи, по-видимому, больше не требовалось. Оставался трудный, связанный с дипломатическим этикетом, вопрос о том, как передать это предложение представителям воюющих сторон. После нескончаемой дискуссии было решено: от имени троих инициаторов проекта его представит Хейнсиюс, собрав дипломатов у себя дома. Для этого нужно было, однако, согласие Генеральных штатов, так что официальное предложение о перемирии было оглашено лишь 5 июля