История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг. - страница 48
.
Все это сопровождалось угрозами, а то и побоями. Когда голландский корабль заходил в Ригу, Ревель или Нарву, капитана чаще всего тащили к местному начальству, где с ним в течение трех-четырех дней обращались крайне грубо и жестоко, а на борт судна поднимались солдаты и наиболее ценные товары конфисковывали. Генерал-губернатор завоеванных провинций Меншиков, насквозь коррумпированный фаворит царя, ничего не делал, чтобы положить конец злоупотреблениям. Более того, ссылаясь на вспышки чумы в окрестных деревнях, он заставлял шкиперов продавать на месте большие партии соли, которую власти затем по немыслимым ценам перепродавали. При каждом посещении Петром прибалтийских провинций местное дворянство подавало ему жалобы на все эти бесчинства, но ничего не менялось>{251}. Случалось, конечно, что царь устраивал своему любимцу строгую выволочку. Так, в марте 1712 г. Петр, как написал в Голландию резидент Якоб де Би, отругал генерал-губернатора за то, что тот покрывает воров и «выставляет их честными людьми, а честных людей ворами»>{252}. «Предупреждаю тебя в последний раз!», — говорил обычно государь, и таких «последних разов» бывало множество…
Еще одна проблема появилась, как уже было сказано, 5 ноября 1713 г. В тот день Петр издал указ о том, чтобы половина товаров, которые прежде следовали через Архангельск, шла отныне через Петербург>{253}. Подтолкнуть к этому иностранных купцов должны были изменения таможенных тарифов. Поскольку в Архангельске голландцы, как уже сказано, занимали господствующее положение, новые меры российских властей вызвали в Республике резкое недовольство, особенно в Амстердаме. Тем более что путь в Петербург преграждали шведские военные моряки и каперы, а вход в устье Невы из-за отмелей был для крупных кораблей недоступен. Однако многочисленные протесты со стороны Генеральных штатов ни к чему не привели. Впрочем, нельзя сказать, что позиции Архангельска во втором десятилетии XVIII в. заметно ослабли. Напротив, как показал канадский историк Дж. Кнопперс в своей книге «Голландская торговля с Россией от Петра I до Александра I», число судов, заходивших в Архангельск, даже выросло: если в 1693–1697 гг. их было в среднем 47 в год, то в 1716 г. — 233. Петербург же в тот год принял всего 40 кораблей>{254}.[9] Экономический рост новой столицы начнется лишь по окончании Северной войны (1721).
Сдерживали деятельность голландских купцов в России, кроме того, протекционистские меры Петра в отношении российской промышленности. Для ее защиты царь повысил ввозные пошлины на шелк, текстиль и фарфор, т.е. как раз на те товары, которые поставляли в первую очередь голландцы. Их конкурентные позиции на российском рынке ухудшились. Естественно, Генеральные штаты протестовали также против этого, и протекционизм Петра стал камнем преткновения в политическом диалоге Петербурга и Гааги.
Еще в 1712 г. власти Республики дали понять, что не согласны официально признать аннексию Россией шведских владений>{255}. В ходе второго визита Петра к голландцам (декабрь 1716 — сентябрь 1717 г.) русский посол князь Куракин опять затронул эту тему. Фактически он предложил обмен. Если Генеральные штаты проявят готовность признать русские завоевания на Балтике, то все проблемы, связанные с торговлей между двумя странами, будут быстро решены>{256}. Правящие круги Республики предложение Куракина отвергли, еще раз продемонстрировав суть своей политики нейтралитета в Северной войне: тайно продавать одной из сторон оружие и молчаливо позволять ей нанимать на службу голландцев, однако никаких официальных политических шагов навстречу кому-либо из участников конфликта не делать. В России вновь убедились, что политических уступок от Гааги ждать не приходится. Именно в этом свете и следует оценивать позицию России в отношении Республики.
Для чего проявлять особую благосклонность к голландским купцам в прибалтийских портах, если господа «Высокомочные» не могут и не хотят давать ничего взамен? И поскольку русские считали гораздо более выгодным поддерживать собственных купцов и предпринимателей, сближение между Петербургом и Гаагой было почти невозможно.