История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг. - страница 59

«Вас здесь держат, чтобы заниматься одними только делами торговыми, а вы хитростью влезли в дела деликатные, которые вас не касаются. Вы способны из сладчайшего меда острейший яд извлекать!» — передал де Би гневную речь вице-канцлера. По мнению Шафирова, просьба резидента к Генеральным штатам отозвать его из Петербурга была продиктована лишь желанием ускользнуть от российских властей. Обвинили его также в том, что он сообщил в Гаагу о слабом здоровье наследника престола, двухлетнего царевича Петра Петровича. Откуда дипломату стало об этом известно? Оказалось, что жена придворного медика Л.Л. Блюментроста часто рассказывала жене де Би, как тяжело у царевича режутся зубки и какой он слабенький. Российские сановники считали эту информацию государственной тайной, которую уж точно нельзя было разглашать в письмах за границу.

Вернувшись в тот день домой, дипломат застал душераздирающую сцену. Его жена, на последних сроках беременности, стояла, обливаясь слезами, перед их домом, окруженная гренадерами, в руках которых были ружья с примкнутыми штыками. Перед этим, дождавшись, когда де Би отправится к вице-канцлеру, солдаты взломали топорами двери его кабинета и забрали все находившиеся там письма и документы^>{325}. Разумеется, это было грубейшим нарушением международного права. Официальному представителю Республики Соединенных Нидерландов запретили поддерживать любые контакты с внешним миром, не говоря уже о проживавших в России голландских купцах. В половине двенадцатого ночи остававшиеся в доме восемь гренадеров под командованием поручика внезапно отбыли, заявив, что де Би может вновь располагать своим жилищем.

На следующий день, 14 июля были взяты под стражу — по-видимому, как информаторы голландского дипломата — лейб-хирург Ян Гови и акушерка, тоже из Голландии. Обдумав все это и расспросив слуг, не заметили ли они накануне 13-го числа чего-либо необычного, де Би выяснил, что в предшествующие дни близ его дома был замечен соглядатай от российского Адмиралтейства. От пережитых волнений у резидента случился нервный припадок — понадобилось вызвать врача. 15 июля де Би по его просьбе посетил секретарь Адмиралтейства Веселовский, перед которым дипломат стал ходатайствовать об освобождении арестованных. Был у него в этом деле и личный интерес. Жена вот-вот должна была родить, и де Би очень боялся, как бы в отсутствие акушерки-голландки возможные преждевременные роды не оказались для матери и ребенка роковыми. Секретарь же Адмиралтейства потребовал от де Би официально заявить, что он не писал клеветнических писем о Шафирове и Остермане: то был еще один упрек, который среди прочего высказал голландцу вице-канцлер. Однако из-за припадка дипломат не мог даже взять в руки перо. Потом ему все же пришлось такое заявление написать, ибо Шафиров настаивал. Акушерка, в прошлом слишком много болтавшая, осталась под арестом, а встревоженному мужу роженицы посоветовали обратиться к акушерке шведке или финке, которых в Петербурге было достаточно.

16 июля де Би получил из канцелярии два письма с требованием немедленно явиться. Он ответил, что по состоянию здоровья не может этого сделать. Два дня спустя к нему неожиданно вновь приехал Веселовский. Теперь представитель Адмиралтейства требовал назвать имена тех голландских купцов в Москве, которые, по словам де Би, «охвачены страхом» из-за состоявшихся там публичных казней. Если же резидент откажется, с ним будут обращаться как с «человеком охарактеризованным», т.е. не имеющим дипломатического статуса. Тем не менее де Би не уступил. Памятуя о том, что произошло с акушеркой, он никаких имен не назвал. Он также вновь не захотел написать требуемое Шафировым заявление и дал понять, что больше в канцелярии не появится. Правда, он еще признал, что использовал свою дипломатическую почту для помощи русским военнопленным в Швеции и шведским в России. Веселовский принял это к сведению.

К 25 июля, когда резидент закончил свое длинное донесение в Гаагу с описанием произошедших событий, никаких дальнейших репрессий к нему не применялось, но было совершенно очевидно, что ему надо как можно скорее готовиться к отъезду из России. Впрочем, пройдет еще немало времени, пока ему удастся покинуть царскую столицу. Особенно много хлопот понадобилось для получения паспорта с разрешением на выезд. Отбыл он только в начале октября