История средневековой философии - страница 34

]. Если эта мысль расходится с требованиями разума, то тем хуже для разума.

Число теологов, рассматривавших философию как бесполезное излишество, было, конечно, ограниченным. Ланфранк, который, как мы знаем, критиковал Беренгария, заметил, что проблема связана не с самой диалектикой, но с неправильным ее употреблением. Он признавал, что теологи сами используют диалектику для развития теологии. Примером являются сочинения его ученика св. Ансельма, о котором пойдет речь в следующей главе. В общем, было бы ошибкой поддаваться гипнозу рационализации некоторых диалектиков, с одной стороны, и преувеличенных деклараций некоторых теологов, с другой, и рассматривать ситуацию XI в. просто как борьбу между разумом, представляемым диалектиками, и мракобесием, представляемым теологами[104]. Однако если мы примем более широкую точку зрения и рассмотрим таких теологов, как, например, св. Ансельм, то увидим, что в развитии интеллектуальной жизни раннего средневековья сыграли свою роль и теологи, и диалектики. Например, взгляды Беренгария, конечно, можно рассматривать с позиций теологической ортодоксии. Однако мы можем видеть в них и симптом пробуждения интеллектуальной жизни.

Вышеприведенное утверждение, что в XI в. философия была более или менее эквивалентна логике, нуждается в некоторых оговорках. Оно упускает из виду, например, метафизические элементы в мысли такого теолога, как Ансельм. А обратившись к спору об универсалиях, мы увидим, что онтологический аспект проблемы занимал выдающееся место в средневековых дискуссиях на эту тему.

Рассмотрим предложение "Джон бел". Слово "Джон" употребляется здесь, как было бы сказано в словарях, в качестве имени собственного. Оно обозначает некоего индивида.

Можно, правда, сформулировать условия, которым должно удовлетворять любое слово, чтобы мы могли назвать его именем собственным, и которым не удовлетворяет слово "Джон".

Если бы мы потребовали, например, чтобы имя собственное обозначало в принципе одну и только одну индивидуальную вещь, то слово "Джон" нельзя было бы классифицировать как имя собственное. Ведь именем "Джон" названы многие люди. И даже если бы на самом деле существовал только один человек по имени Джон, все же было бы возможно назвать этим именем и других людей. Иными словами, при желании мы могли бы лишить имена собственные прав на существование. Однако при сложившихся обстоятельствах слово "Джон", несомненно, является именем собственным.

Оно используется для того, чтобы называть, а не описывать людей[105]. Однако слово "белый" в предложении "Джон бел" является не именем, но универсальным термином, имеющим описательное значение. Сказать, что Джон бел, значит сказать, что ему присуще определенное качество. Но то же самое качество можно приписать и другим индивидам, скажем Тому, Дику и Гарри. И поскольку значение слова "белый" в каждом из этих случаев одно и то же (или может быть одним и тем же), мы можем спросить, не причастны ли все они - Джон, Том, Дик и Гарри - определенной реальности, называемой белизной. Если так, то каков онтологический статус этой реальности? Возможно, этот вопрос является результатом логической путаницы. Однако, сформулированный таким образом, он является онтологическим вопросом.

Одним из источников спора об универсалиях в раннем средневековье был текст из второго комментария Боэция к Isagoge Порфирия[106]. Боэций цитирует Порфирия, который спрашивает, существуют ли виды и роды (такие, как собака и животное) в действительности или же они реальны только в понятиях, и, если они представляют собой действительно существующие реальности, существуют ли они отдельно от материальных вещей или только в последних. Как замечает Боэций, в данном тексте Порфирий не отвечает на свои вопросы. Сам Боэций, однако, обсуждает эту проблему и решает ее в аристотелевском духе, и не потому, как он говорит, что признает это решение истинным, но потому, что Isagoge Порфирия является введением к "Категориям" Аристотеля. Мыслители раннего средневековья, обратив внимаиме на эти вопросы, не оценили должным образом обсуждение Боэцием данного предмета. Мы можем добавить, что трудности возникли из-за сделанного Боэцием (в его комментарии к "Категориям" Аристотеля) замечания, что это работа о словах, а не о вещах[