Иудеи и иудаизм в истории Римской республики и Римской империи - страница 20

Столь же радикальны выводы А. Сиверцева об иудейских патриархах («наси») эпохи ранней империи, которых он фактически предлагает воспринимать как богатых горожан, или богатых булевтов, занимающихся просветительской деятельностью среди своего народа, так сказать, в свободное от деятельности в рамках полисных структур время. Иными словами, согласно логике А. Сиверцева, фигуры типа Иехуды ха-Наси следует сопоставлять с небезызвестным Геродом Аттиком из Афин II в. или с современником Августа, известным Гаем Меценатом[104].

Как отнестись к высказанным положениям А. Сиверцева? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя, ибо при всей аргументированности его построения небезупречны.

У нас нет оснований объявить его выводы беспочвенными. В нашем распоряжении действительно мало достоверной информации по тем вопросам, которые А. Сиверцев исследует, не считая Талмуда. Вопрос же о доверии или недоверии к данным талмудических трактатов чаще всего зависит от системы ценностей, которых придерживается автор.

Однако с этой работой связана и одна серьезная проблема методического плана — как далеко может заходить исследователь в своих выводах и построениях, когда в его распоряжении имеется лишь неполный материал.

Так, сами по себе выводы А. Сиверцева об известной двусмысленности на Ближнем Востоке терминологии римского времени, обозначающей официальные титулы, абсолютно правильны. Однако же все надписи, которые он анализирует, относятся лишь к Хаурану — одной области на границе провинций Сирия и Аравия. Возникает вопрос: насколько материал этого региона имеет (или может иметь) отношение к Палестине?

Примеры А. Сиверцева по поводу двусмысленности, неоднозначности терминологии, обозначающей лидеров разного уровня в еврейской среде, также убедительны. Однако опять же возникает вопрос: насколько можно быть уверенным, например, в том, что термин «парнас» употребляется только так, как указано у А. Сиверцева на с. 36, и никак иначе? Учел ли А. Сиверцев все упоминания об этом в Талмуде, разбирая особенности употребления термина «наси»? На этот вопрос напрашивается скорее отрицательный ответ, чем положительный. В этой ситуации всегда, к сожалению, приходится иметь в виду возможность и какой-то иной интерпретации этого термина, не учтенную А. Сиверцевым.

К сожалению, это утверждение справедливо практически для всех терминов, рассмотренных в работе. У читателя совершенно нет уверенности в том, что А. Сиверцев рассмотрел весь материал и что, следовательно, нет контекстов, которые следует интерпретировать совсем иначе, чем автор. Между тем радикальность итоговых выводов, которая очевидна для любого знакомого с традиционным вариантом истории талмудического периода, вообще-то предполагает именно исчерпывающий анализ всех контекстов всей терминологии.

Полный отказ А. Сиверцева от рассмотрения биографического материала раввинистической литературы является в рамках данной работы скорее недостатком, чем достоинством. Фактическая заявка на весьма радикальные выводы о патриархате делает как раз очень актуальным рассмотрение всего традиционного биографического материала, касающегося патриархов, хотя бы для того, чтобы его опровергнуть.

Автор завершает рассмотрение материала рубежом V-VI вв., и это лишает исследование исторической перспективы. Как известно, в 426-429 гг. наступает конец патриархата[105], и окончательно христианизировавшееся государство избрало совершенно иную, более агрессивную тактику поведения по отношению к иудеям.

Из последних работ западноевропейской историографии общего характера, затрагивающих историю Палестины в рамках истории Ближнего Востока римского и византийского времени, отметим прежде всего исследования М. Сартра[106], Ф. Миллара[107] и Б. Исаака[108]. Работа Ф. Миллара по охвату материала и оригинальности выводов — правда, не всегда бесспорных — превосходит первый из названных в прим. 55 трудов М. Сартра. В то же время нельзя не отметить, что он пытается строить обобщения более широкого плана. Вторая же из названных работ М. Сартра является выдающимся достижением французской и европейской науки об античности, ибо перед нами — первая попытка обобщения истории античной Сирии.