Иван Ильин. Жизнеописание, мировоззрение, цитаты - страница 18

Высшим типом писателя Ильин считал И.Шмелева. Он называл его подлинно национальным и подлинно православным художником, сумевшим в своем творчестве выразить глубинную сущность русского человека, показать Россию в ее духовной устремленности как Святую Русь, а русского человека — простым и душевно открытым.

Герои Шмелева — люди, живущие с обнаженным сердцем, и потому чутко воспринимающие жизненную фальшь, холод, грубость. Они наделены жаждой правды и воплощают идею спасения души, мечту о совершенстве и жажду обретения его.

Ильин убежден, что за Россией земной живет, созерцает, молится и творит Россия духовная, сложившаяся в «суровой борьбе с прекрасной, но строгой русской природой, с ее пассивной терпеливостью, которая кажется слабостью, но которая перетерла и пережгла не одну исторически-стихийную силу». Особенностью русской поэзии Ильин считал естественность, безыскусность: «Она не есть продукт ума, ни продукт риторики. Она есть порождение и излияние русского сердца — но всей его созерцательности, страстной искренности, во всем его свободолюбии и дерзновенности, во всем его богоискательстве, по всей его непосредственной глубине». Русский поэт не описывает предметы, а перевоплощается в них, не рассказывает о них, а «поет из них». И вместе с тем русская поэзия, по мнению Ильина, своим вдохновенным языком выговаривает то, что у других народов уже давно стало достоянием публицистики. Самой же существенной особенностью русской поэзии он считал то, что для нее не существовало мелкого и ненужного. Она обладала способностью поэтизировать повседневность. Опоэтизированный мир и воспетый мир, по словам Ильина, становится ясновидческим и прозрачным, из него начинает сиять и лучиться сама Святая Русь. Наряду с этим Ильин отмечает и иные тенденции в русской поэзии, проявившиеся не без влияния «рассудочного прозаизма» Вольтера, мрачной и унылой «мировой скорби» Байрона. В русской поэзии того времени возникает и нарастает интерес к теме злого духа, оправдания его «непокорности».

Из скрещения демонической иронии и рассудочной полунауки, полагает Ильин, возникает тот «душевный уклад, который имел сначала вид светского разочарованного снобизма, потом позитивистского нигилизма, потом нигилистической революционности и, наконец, воинствующего безбожия, большевизма и сатанизма».

Особое место в литературно-критическом наследии Ильина занимает статья «Когда же возродится русская поэзия?». В ней философ связывает возрождение русской поэзии с грядущим духовно-религиозным возрождением России, с процессом «прикровенного, тайного возвращения к вере и молитве». По его словам, вся великая русская поэзия прошлого была «порождением чувства восторга, одушевления, вдохновения, света и огня — именно того, что мы называем сердцем и отчего душа человека начинает петь…» С изживанием «великого сердечного созерцания» началось измельчание содержания поэзии, прекращение ее в стихослагательство, в своеобразную лабораторию словесных фокусов. Поэтому первой задачей настоящего поэта Ильин считал углубление и оживление своего сердца, второй — очищение и облагораживание своего духовного опыта. В этом, по его мнению, и истинный путь к великой поэзии, которая всегда и во всем ищет возвышенное, Божественное. Именно ощущение этого начала породило поэтический огонь Пушкина, восторг Языкова, мировую скорбь Лермонтова, ощущение бездны Тютчева, любовь к Отечеству А.К.Толстого.

Высокоодаренной, духовно сильной личностью и пророком называл Ильина немецкий философ В.Офферманс, выпустивший в 1979 году книгу пол названием «Дело жизни русского религиозного философа Ивана Ильина — обновление духовных основ человечества». Он отметил глубокое знание Ильиным шедевров во всех областях мирового искусства, на которое и опираются его рассуждения о художественном творчестве. «Он был тонким и взыскательным знатоком искусства, для которого всегда самое главное заключалось в духовной глубине, в добротности и внутреннем содержании произведения, а творить художественно означает служить Богу и нести людям радость».