Из Декабря в Антарктику - страница 2
Зато появилось множество фруктов. Июньский дождь украсил ветви деревьев яркими гирляндами. Поспели манго и папайя, набухли фиолетовые шарики инжира. Тут и там повисли исполинские фугасы джекфрута. Глубже в зарослях, то и дело, натыкаешься на остролистный ананас, напоминающий дикобраза.
А авокадо, ох, зеленые и увесистые ядра – каждое с килограмм! Сорванные ветром плоды я складываю в хижине, им еще дозревать. Если же не собрать, оставив на земле, за ночь уже все – обглоданы до косточки сворой одичалых собак, что с высунутыми языками носятся по джунглям.
Неподалеку с хижиной раскинулись пышные деревья личи. Их ветки усыпаны пупырчатыми шариками размером с пинг-понг. Красная кожица легко вскрывается, и освежающая мякоть скользит виноградным ароматом по языку. И этих сладких шариков – как звезд. Так много, что ни в какой рюкзак не поместится.
Не успев отойти от дерева личи, замечаю шевеление в траве.
Замираю.
Гуляющий зигзагами ветер причесал узкие травинки и затих. Топаю ногой – из зеленой гущи с кваканьем выпрыгивает жирное тело.
Чертовы лягушки, никак не привыкнуть. Раньше их тут не было. Не сказать, что я их боюсь. Некоторые меня даже забавляют, особенно те, что с присосками и карабкаются по стволам. Но вот эти, которые прячутся в траве и целуются с тенями… Мерзкие твари – привлекают змей; подглядывают, трясут траву, заставляют всякий раз оборачиваться.
Если отбросить лягушек, все в лагере на своих местах. Сложно сказать сколько времени прошло, но достаточно, чтобы джунгли стали родным домом. В этой сказочной реальности времени нет, как и беспокойства. Некуда торопиться, гнаться, сломя голову. Счастье – здесь и сейчас, в полной доступности.
Джунгли живые, и когда начинаешь их чувствовать, все вокруг пропитывается волшебством: дышит, ласково шепчет на ухо, прикасается к коже. Нет больше нужды прятаться и прикрываться. Мы как двое подростков, завороженных собственной наготой!
В этот момент сбоку возник сержант, повесив паузу. Его рука потянулась к столу, щетинистое запястье вылезло из-под черного рукава. Крупные пальцы, сжимающие ручку термоса, с черепашьим спокойствием наполнили чашки. На плече военного блеснула золотая эмблема – шлем древнегреческого воина и надпись «Акилес». Закончив манипуляции с кипятком, сержант поставил на белую скатерть тарелку и удалился. В глубоком блюде лежал манхар – липкая масса наподобие вареной сгущенки.
Накручивая на палец тугую прядь волос, женщина страдальчески осмотрела стол, круглый и практически пустой: хлеб, чайные пакетики, манхар и растворимый кофе, гадко пахнущий безысходностью.
Она окинула взглядом небольшую комнату, с грубыми металлическими стенами и низким потолком. Вздохнула. Потянулась к авокадо и отсекла блестящим ножом кусочек. Сталь звонко ударила по фарфору.
– Ну же, продолжай, – сказала она, намазывая зеленый слой на хлеб.
Лучи солнца, падая по диагонали, расчертили темноту зарослей яркими полосами. Гладкие копья бамбука взлетают высоко в небо. В воздухе блестят пылинки. Медленно покачиваясь, беспорядочный и косо насаженный бамбук издает то стоны, то суховатый скрип – как от натяжения канатов.
Сталь методично разъедает бамбуковую плоть. Мачете жадно вгрызается в ствол. Каждый удар сопровождается стуком, глухим и звонким. Несмотря на внутреннюю пустоту, бамбук – непримиримый соперник.
Взмах, новый взмах, на выдохе ударяю. Айяя! Гроздями наливаются капельки пота. Взмах. Удар. Ищщь! К липкой коже слетаются пчелы. Вязнут слабыми кривыми ножками, пытаются взлететь, а никак. Жалят. Стряхиваю жужжащих инвалидов.
Что касается друзей, у меня их в джунглях достаточно. Возьмем, к примеру, того же Штурмовика. Мы видимся практически каждый день. Его можно узнать по резкому инопланетному стрекоту, когда он кружит в зарослях миниатюрным вертолетом. Иногда среди опавшей листвы я натыкаюсь на мертвого Штурмовика. Лежит на спине, подогнув шесть корявых лапок. Вот дурачина! Опять не рассчитал скорость и разбился о ствол. Погребаю несуразное жирное тело. И следующим днем, как ни в чем не бывало, натыкаюсь снова на живого.