Из Декабря в Антарктику - страница 5

Женщина, освещаемая тусклой лампой:

– Как-то не по себе, – поднимает взгляд на давящий потолок, – будто мы заперты в тюрьме.

– Наш ум, вот настоящая тюрьма. Так говорит Кру.

Мужчина отпил из чашки, продолжив:

– Чистое сознание не ограничить стенами. Даже такими прочными, как эти.

– А что если оно нечистое, сознание?

– Тогда мы действительно в клетке.

Взяв салфетку, он вытер уголок губ.

– Да кто это, – спросила женщина, – Кру?

– Забудь, – быстро скомкав бумажку.

Оба замолчали, допивая остывающий чай.

Мы познакомились с Кру, когда я скитался по грязным улицам Бангкока. Та встреча на мосту перевернула все, подарив спасительную надежду.

В сущности, Кру не является именем, и дословно обозначает «мастер». Внешность Кру не укладывается в представление о том, как должен выглядеть гуру: мотоциклетный шлем, мороженое в руке и юное лицо. Личность Кру моментально очаровала меня.

Вместе мы отправились в горы. Долгое время пробирались сквозь джунгли, огибая кудрявые склоны и острые бивни обрывов, пока не встретили скривившуюся хижину. Заросли сожрали и наполовину переварили бамбуковую лачугу. Внутри обжились мохнатые пауки, развесив липкие прозрачные тюли.

Хижина опиралась на столбы, застыв горбатой многоножкой. В дюжине шагов от задней стены располагался небольшой утес, а дальше склон нырял резко в пропасть, открывая вид на шершавые горы, зелеными волнами убегающие к горизонту. Небольшой пятачок вокруг хижины казался горизонтальным, но стоило приглядеться, дух перехватило от осознания, что это – лишь точка на гигантской кривой. А мы – два муравья, букашки, ползающие по исполинской волосатой спине.

Четыре полных дня взмахами мачете мы высекали из зеленой бесформенности четкие очертания, пробивали тропинки. Укрепили хижину свежим бамбуком и веревками.

Мышцы налились пульсирующей болью, на плечах повисли чугунные доспехи. Ноги ныли от постоянного движения вверх-вниз.

Я с трудом поспевал за темпом Кру. Несмотря на маленький рост и габариты, Кру демонстрирует выносливость слона: будто невидимая сила управляет каждым совершенным взмахом.

Ночью на горы опускается морозное дыхание. Тягучий воздух обжигает легкие, вызывая кашель. Холод проникает в спальный мешок, ложится рядом, притворно и гадко, как склизкая рептилия. С приходом темноты джунгли меняются: сбрасывают дряхлую кожу, превращаясь в какую-то жуть. Отовсюду доносятся шорохи. Ветер разъяренной макакой прыгает со склона на склон, срывая ветки и листья. Орут насекомые и птицы, разбросанные по камерам пыток. А отдельные звуки, механические и барабанящие – не с этой планеты! Разум не в силах объяснить их природу, подолгу лежу с открытыми глазами. Чувство, что тебя, совершенно нормального, заперли в психушке.

Тяжело осознать, в какой реальности я оказался. Изо дня в день захлебываюсь в болоте переживаний. Сны настолько живые, что просыпаюсь со слезами. Дрожа, выбираюсь из хижины, облитый, насквозь испачканный воспоминаниями. После чашки крепкого чая эмоциональный озноб высыхает, но что-то неизлечимое продолжает зудеть весь остаток дня.

Интенсивность снов я связывал с отсутствием электричества и магнитного излучения. Затем стало ясно, что само место здесь кишит пугающими явлениями. Поэтому я бросил попытки что-либо объяснять, ведь джунгли не взаимодействуют на языке логики.

Кру говорит, что джунгли – это лужа, в которую я встал, вызвав возмущение. Потребуется время, чтобы отражение пришло в соответствие. Это место примет, но только через принятие самого себя.

Я безоговорочно доверял Кру, следуя указаниям очень добросовестно – сомнений не возникало. Как и у Кру никогда не было сомнений в своем учителе, который передавал знания подобным образом, у этой же хижины.

Утро начиналось с уборки лагеря от ржавеющих листьев. Просто невообразимо, какое количество листвы опадает за сутки. Несколько дней, и на земле стелется пышный оранжевый ковер, под которым прячутся скорпионы. В земле, в норах и под валунами обитают тысяченожки. Привычка не поднимать бесхозные камни и ветки вырабатывается очень быстро.

Первые недели я ходил в сапогах, старательно всматриваясь под ноги. Но позже понял, что пытаясь разглядеть опасность, делаю только хуже. В сумерках всегда прячется что-то, шевелятся и сгущаются тени. А кусок лианы – разве отличишь от змеи? Воображение всякий раз играло злую шутку, оживляя худшие страхи. Пришлось признать, что самым опасным существом здесь являюсь я сам.