Из кабины такси - страница 20

стр.

— Не знаю, как это все получилось. Все председатель виноват. Поедем, говорит, к «матушке» пообедаем.

— Какой председатель?

— Нашего колхоза.

— А где он?

— Не знаю. Да черт с ним, не пропадет. Вот, слава богу, деньги целы, — мужчина слегка всхлипнул, две слезинки выкатились из его пьяных глаз.

— Ну как, домой доедешь? — перешел дежурный с потерпевшим на «ты». — А то могу оставить в отделении переночевать.

— Нет, я поеду. Мне домой надо.

— Шофер, сколько будет стоить этот рейс? — спросил дежурный.

— Считайте, километров пятнадцать будет по пятьдесят копеек, семь пятьдесят, да сейчас на счетчике уже сумма есть.

Дежурный вынул из денежной пачки пятнадцать рублей и, подавая их мне, сказал:

— Вот тут с лихвой хватит. Отвезешь этого кутилу, водворишь прямо в дом, жене на руки сдашь. Понял? Председатель с казначеем между собой рассчитаются, впредь умнее будут.

Дежурный милиционер записал номер моей машины, номер парка, мою фамилию, и мы отправились в путь. Казначей сел со мной рядом, так же крепко обнимая свой драгоценный портфель.

…Колеса моей машины уже коснулись донельзя выбитой дороги деревни Нагатино. Я посмотрел на своего клиента. Он опять уснул.

«Вот, — подумал я, — до чего спокойный человек. Я бы, например, после такой передряги глаз не сомкнул». Теперь нужно узнать, где его дом.

Стояла темная, теплая августовская ночь. На улице ни души. Лавируя по разболтанной дороге, мы медленно продвигались вперед. Вот фары моей машины осветили скамеечку, на которой сидела парочка.

Я притормозил машину и крикнул им:

— Молодые люди, помогите мне найти один дом.

Парень и девушка подошли к машине и, увидев спящего пассажира, оба ахнули:

— Так это же Иван Филиппович! Его вся деревня ждет. Уже в милицию заявили.

— Где он живет? — спросил я.

— Да вот, четвертая изба направо. Видите, огонь горит. Наверное, тетя Фрося не спит. Бедная, вся изволновалась.

Я направил свой автомобиль на огонек.

Вошел в дом. Меня встретила женщина лет тридцати семи. За столом сидели двое ребят, мальчик и девочка, 10–12 лет, в одних нижних рубашонках. Вся семья не спала, теряясь в догадках, куда мог пропасть их муж и отец.

— Идите заберите из моей машины вашего хозяина, — сказал я им.

Они опрометью бросились на улицу. Разбудив спящего, приволокли его в дом.

Глаза женщины, высохшие от недавних слез, блестели. Кинулась к портфелю, увидела пачки денег, перекрестилась и улыбнулась. Хозяин молча сидел на лавке.

— Где же вас с председателем, окаянных, носило? — спросила она, вплотную подойдя к мужу. Тот медленно обвел глазами избу, посмотрел на ребят, перевел взгляд на жену и чуть слышно произнес:

— Я вот дома, а председатель, наверное, у «матушки» остался.

— Что ты врешь, сивый мерин! У какой такой матушки? Его, как часов пять назад, привезли вдрызг пьяного, дрыхнет уже. А вот ты действительно был у матушки. Дай срок, утром разберемся. Я те покажу матушку!

Ну, значит, все в порядке: и председатель и казначей невредимы, и деньги целы. Я не знаю, сколько они прогуляли, а пятнадцать рублей в милиции мне за доставку заплатили.

Я уехал…

1938–1939 годы

…Я очень любил ездить по москворецким набережным. Они неповторимы по своей красоте. Тем более сейчас, когда появились новые мосты-красавцы — Москворецкий у Кремля, Большой Каменный, Большой Устьинский, ажурный Крымский.

Реконструкции подвергся Новоспасский мост. Нетронутым остался только Бородинский мост.

Вместе с мостами были заново реконструированы набережные, по ним пролегли широкие асфальтированные дороги.

Сейчас уже трудно представить себе на улицах столицы ломовых и легковых извозчиков, а ведь именно для гужевого транспорта были приспособлены дороги старой Москвы. Поэтому теперь все быстрее стал исчезать с московских улиц булыжник, уступая место асфальту.

С развитием уличного движения серьезно вставал вопрос и о его регулировании. На улицах Москвы появились первые регулировщики, которые еще не имели опыта, но пробовали, искали. И вот что произошло однажды.

…Пятницкая улица отличалась ото всех: она была покрыта гладкой брусчаткой; довольно узкая от Балчуга до Климентовского переулка, дальше она становилась несколько шире.