Из кабины такси - страница 19

Мусина мама, сосредоточенно поджав губы, слушала. Потом, что-то вспомнив, перегнулась через спинку и на ухо стала давать Мусе наставления. Девушке было как-то неудобно, ей хотелось, как всем, петь, смеяться, радоваться.

— Ладно, ладно, мамочка! Все сделаю. Ты не беспокойся. Все будет хорошо.

К Казанскому вокзалу мы приехали вовремя. На привокзальной площади, в залах и на перроне — всюду гремела музыка, звенели песни.

Эшелон еще не ушел.

Ребята радостно загалдели.

— Успели, успели! — закричали они. — Спасибо вам, товарищ шофер, спасибо!

Я помог выгрузиться моим звонким пассажирам. И они, подхватив свои чемоданы и рюкзаки, разом растворились в такой же молодой, голосистой толпе. И только одна Мусина мама осталась стоять в нерешительности на тротуаре. Она хотела было ринуться за молодежью, но чьи-то руки ее оттеснили.

— Провожающие, останьтесь! Поезд уже отходит.

И в самом деле. Грянул оркестр, и, как бы стараясь его перекрыть, прозвучал паровозный гудок.

Эшелон звонкоголосых двинулся вперед. Ему вслед что-то кричали такие же женщины, как Мусина мама, махали руками, посылали поцелуи.

Эшелон ушел, и все стихло. Мусина мама повернулась, лицо ее было в слезах. Увидев меня, как уже знакомого человека, она бросилась ко мне. Я усадил женщину в машину и повез домой.

— Не стоит плакать, дорогая, — говорил я ей. — Уж таков долг нашей молодежи. Сегодня они уехали строить Комсомольск-на-Амуре, а завтра они двинутся в Сибирь, в пески Кара-Кумов, на далекий Север. Ведь всюду, всюду много дел молодым, горячим сердцам.

Мама Муси со мной согласилась. Мы расстались с ней как добрые знакомые. Она работала киоскером на Пушкинской площади, и я потом много раз, проезжая мимо, заглядывал к ней, интересовался Мусей.

— Все идет хорошо. Чувствует себя превосходно. Уже из палаток в новый дом переселились. Как вы думаете, Евгений Васильевич, она все упоминает о каком-то мальчике по имени Андрюша, уж не увлечена ли она им, а? Может, это любовь, а?

Я снова успокоил старую женщину, говорил, что это, видимо, школьный товарищ, хотя верил в то, что черноглазая Муся нашла свою судьбу там, в Комсомольске и, должно быть, никогда уже не вернется в Москву.

Эта история запомнилась мне, потому что была необычной.

На Верхней Радищевской улице, неподалеку от Таганской площади есть небольшой ресторан «Кама», а москвичи-старожилы помнят его как ресторан Матушкина, по фамилии владельца.

Раньше пассажиры шоферу такси так и говорили:

— Отвези-ка нас, любезный в Таганку, к «матушке».

Вот и сегодня. Уже полночь. Я привез очередных пассажиров к ресторану Матушкина (рестораны тогда работали до четырех утра).

Не успел я рассчитаться с пассажиром, как около машины появился милиционер.

— Вы освободились?

— Да.

— Тогда будьте добры подъехать к церкви.

Я включил таксометр, и мы подъехали к церкви, где на паперти спал пьяный мужчина лет сорока, а в объятиях его был крепко зажат пузатый портфель.

— Товарищ водитель, — обратился ко мне милиционер, — давайте доставим его в отделение милиции. Мне кажется, у него в портфеле ценности. Сам спит, а портфель, видите, как крепко держит.

Мы разбудили спящего. Спросили, где он живет. Он недоверчиво посмотрел на нас помутневшими глазами и пролепетал:

— Живу я в деревне Нагатино.

Он послушно, без нашей помощи, поднялся с каменных плит. Мы усадили его в машину и привезли в отделение милиции, которое находилось неподалеку, на Народной улице.

— Посидите минуточку, — сказал милиционер и скрылся за дверью отделения.

Через некоторое время мы ввели пьяного гражданина в дежурную часть. Он, по-видимому, становился трезвее и начинал кое-что соображать.

Дежурный в первую очередь открыл портфель, в нем оказалось: 25 тысяч рублей, паспорт и некоторые документы колхоза Нагатино.

— Что за деньги и куда их везете? — спросил строго дежурный у владельца портфеля.

— Деньги колхозные, везу в Нагатино. Получил в банке, — быстро ответил тот, по-видимому боясь, чтобы у него не отобрали содержимое портфеля.

— Разве можно с такими деньгами напиваться до такого состояния? — с укором сказал дежурный.