Из осажденного десятилетия - страница 9
Было за двадцать, и я боялась сближаться.
Шила сама, сама забивала гвозди.
Кроме кота, боялась любить кого-то.
Так-то меня и поймало, швырнуло прижаться.
Странной чужой заботой, визитами в гости,
тёплым случайным взглядом вполоборота.
Нынче не страшно. Совсем ничего не страшно.
Даже любить безоглядно и без ответа,
даже упасть, превратившись в острый осколок.
Я – лишь стрела, запущенная над пашней;
всё, что дано, – кусочек неба и света.
Дальше – конец, единый для всех и скорый.
Перед лицом его каждый из нас безоружен;
делай, что должно, лови ладонями годы
и уходи, не прощаясь, зато прощая.
Вот потому мне больше никто не нужен,
вот потому-то дарована мне свобода,
страшная, невыносимая и большая.
Тянулась с детства – тягой знать – особой,
что с нами будет после смерти. Я
пыталась как-то даже выпить яд.
(Яд оказался уксусом и содой).
Так интересно было, что боязнь
ушла совсем. Наверно, я искала
то самое, что смотрит из зеркал, а
что вся умру – не верила, смеясь.
Потом я поняла, что смерть всегда
жила во мне, со мной, неотделима,
и страх ее толкал, неудержим.
Будь жизнью мне. Пускай уйдёт беда
и смертный запах влажной липкой глины.
Так я впервые выбираю – жить.
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К РАЗДЕЛУ
Есть такое японское аниме – «Юная революционерка Утена». Мы с Журавлёвым очень хотели его посмотреть, но не успели.
Однажды осенью, когда мне было грустно и холодно, мы сидели в разных городах, и я говорила, что хотела бы написать что-нибудь по мотивам этого произведения.
Так родились «Дуэльные темы» – поэтические переложения хоралов, звучащих в аниме. Это не перевод. Совсем не перевод. Это очень авторское видение.
WHEN WHERE WHO WHICH
а кому и ведать, как пахнет смерть, как не мне,
а кому и знать, какова зима, как не мне,
ибо я есть солнце и свет, горящий во тьме,
божество, принесённое в жертву зиме.
я – священный актёр, и я на подмостках распят,
а кому и знать, как не мне, что такое ад,
ибо я есть священный актер – и я же изгой,
я лежу в земле, и тысячи лет надо мной
пролетают, не в силах задеть меня, уколоть.
мне знакомо бессмертие – и мертворождённая плоть.
…и когда ты приходишь – я тысячу лет как готов:
открывается тело моё, выпуская кровь,
и она начинает хлестать живою струёй.
вспоминай.
вперёд.
не бойся и дверь открой,
и сияй, и гори, и остынь, и пой,
принося в этот мир революцию и апрель
после вечной зимы.
и звон.
и стартует дуэль,
и поёт невидимый хор из тысячи ртов:
«где?
когда?
кто?»
NIKUTAI NO NAKA NO KOSEIDAI
так стремительно разматываются миллиарды лет,
миллиарды лет от рожденья земли:
первая есть вода, и ничего естественней в мире нет,
за нею приходят камни, выступающие на мели;
это позже будут самолёты и корабли,
и ракеты, что космос взрывают, тая вдали,
а пока ничего и нет, кроме воды и земли.
и когда из мёртвого станет живое,
станет для земного предтечей морское,
вырастет морское яблоко как предвестник райского
непокоя,
и морские врата откроются, и морская тень упадёт
на них.
я
плыву в океане, я частица палеозоя,
я моллюск по имени аммонит.
ничего у меня нет,
и не было никогда,
одни лишь камни да морская вода,
раковина моя – спираль, уходящая в никуда.
SPIRA MIRABILIS GEKIJOU
ибо только театр есть вечность и абсолют,
ибо люди несовершенны, ломаются, лгут,
только на подмостках возможен приют.
ибо только театр есть геометрически правилен,
завершён,
ибо суетного и неправильного лишён,
ибо здесь лишь идея бессмертия витает у потолка,
так кристально прозрачна и так легка.
опускаются руки на клавиши,
начинается
му-
зы-
ка.
Совершенная реальность, философский камень,
взорванный бензобак,
и она чиста и от лишнего избавлена, как
операционный стол,
кораблекрушение,
чистая драма.
Музыка, музыка, музыка взмывает упрямо.
Начинается пьеса, порождает ноты рояль,
музыка пространство вокруг багрянит,
начинается торнадо, и уходит в вечность его спираль,
словно у моллюска по имени аммонит.
на подмостках, в нотной бешеной круговерти
начинается пьеса о смерти
возрождении
смерти
TENSHI SOUZOU SUNAWACHI HIKARI
я есть свет,
ослепляющий апокалиптический свет,
космический, пламенный, сияющий свет,