Из сборника «Поздняя латинская поэзия» - страница 8

     О Каллиопа, скажи: зачем так долго ты медлишь

Свой пиерийский венок возложить в украшенье Серене?

Может быть, — думаешь ты, царица, — убого царице

Лоб венчать, привыкший носить самоцветы и перлы,

5 Вязью простых цветов? Но нет, они не простые:

Сириус их не палит и Борей не морозит, но вечной

Дышат они весной, потому что их цвет воспоила

Током Пермесской волны святая струя Аганиппы[4]

И потому что на них собирали блаженные пчелы

10 В дар грядущим векам сладкий сок геликонского меда.

     Мог ли какой иной поэт достойнее выбрать

Женскую доблесть своим похвалам?  Вечно памятно грекам,

Как в фессалийской земле жена приняла добровольно

Мужнюю смерть, а ему уступила грядущие годы

15 Жизни своей.[5] У латинских Камен на устах неизменно

Вещий дар Танаквили,[6] и то, как Тибрские волны

Клелия переплыла,[7] и как по тому же потоку

Клавдия чистой рукой повела изваянье Кивевы.[8]

Разве о чем-то ином гласит меонийского старца

20 Вся исполинская песнь? Пучины бездонной Харибды,

Сцилла в поясе псов, Цирцея с отравою в чашах,

Жадная пасть Антифата,[9] плывущий с глухими гребцами

Мимо влекущего пенья Сирен корабль непреклонный,

Света лишенный Циклоп, немилая сердцу Калипсо, —

25 Все это слава одной Пенелопе, и все это сцена

Для добронравья ее. Все превратности моря и суши,

Столько лет войны и столько же — горьких скитаний —

Лишь прославление верной жены. Но пусть и гордится

Клавдия тем, что богиня сама ей заверила верность,

30 Давши снять и с мели корабль, и с себя нареканье;

Пусть Пенелопа на страсть женихов отвечает обманом,

В ночь на кросне дневном распуская Улиссову пряжу, —

Все же в славе своей не им состязаться с Сереной!

     Если начало любым похвалам — от знатности рода,

35 Если славы расцвет заложен в семени предков,—

Чья достойнее кровь, какие предки превыше

Царского рода? На свет не в простом явилась ты доме,

Не от убогих тебе твое имя даровано ларов:

Ты вознеслась уже тем, что дядя твой был государем

40 И полководцем твой дед, который в британские зыби

Римский стяг заносил и смирял гетулийские копья.

Пусть же Корнелия, дочь Сципионова славного рода,

Меньше тщеславится тем, что богата ливийским триумфом:[10]

Твой, Серена, косяк осенили сугубые лавры —

45 От каледонских пучин и гетульских пустынь твои предки

Дар приносили тебе. А еще ведь они не царили

Над повсеместной землей в те дни, когда Илифия[11]

Новой звездою меж звезд тебя засветила, о наша

Слава! рожденье твое парению их научило.

50      Как достойно воспеть твою, Испания, землю

Слову певца? В индийской волне омывается солнце

В час восхода — в твоей на закате небесные кони

Пену смывают с боков, и в водах обновляются звезды.

Хлебом полна, скакунами сильна, изобильна металлом,

55 Ты драгоценней всего государями, добрыми к людям.

Ты явила векам и Траяна, и Элиев корень,[12]

Здесь отчизна отца и сынов, диадему носящих.

Все остальные края, покоренные римским оружьем

Или признавшие мирную власть, по-разному служат

60 Нуждам державы: фаросский посев и пунийская жатва[13]

Кормят твои войска, крепит их пешую силу

Галлия, конным рядам дает пополненье Иллирик;

А иберийская дань ни с какими другими не схожа —

Августов шлет она в Рим! Зерно, доходы и люди

65 Сходятся с разных земель, собираются с целого мира

К тем, кто рождается здесь. И не только своими мужами

Весь превосходит Испания мир, но и славою женщин:

Чтобы равно проблистать и тем и другим совершенством,

Свету явила она Флакициллу, Марию, Серену.[14]

70      Ты родилась — и плеснул половодьем на тучные нивы

Вздутый золотом Таг; улыбнулась Галлеция лугом,

Полным цветов, и поросли роз над дурийской волною[15]

Преобразили в багрец руно на пасущихся овцах.

Сам Океан изверг из глубин и рассыпал по брегу

75 Сев самоцветных камней. Вздохнул астуриец свободней

В копях, изрезавших кряж: сама для новорожденной

Брызнула жила рудой золотой. В пещерах Пирены

Камни-перунники цвета огня собирали наяды.