Избранное. Из гулаговского архива - страница 46

Тут же сидел и «пославший меня». Говоря по-лагерному, он имел бледный вид, но почему-то молчал. Почему он не объявлял о заговоре? Или их провели за нос и посадили в лужу? Во всяком случае, он молчал и явно не собирался выходить из этого молчания. Примкнет к победителям? Все может быть. Положение тайного главы охраны — очень опасное положение. Вероятно, обдумывает способы собственного спасения на оба случая, на два варианта. Почему-то происходящее напоминало мне бал в пользу гувернанток в «Бесах» Достоевского. Ассоциация нелепая, но я не могла избавиться от нее. И я побаивалась, что кто-нибудь обратит внимание на мое слишком заинтересованное, изумленное лицо лишнего, постороннего зрителя. Я боялась, что меня заметят и попросят удалиться. Я завидовала Альфскому. Он сидел так, будто ничего не видел и не слышал, иногда зевал, перелистывая бумаги. Так и случилось! Вдруг раздался голос надоедливого белолицего лысого:

— Товарищи! Здесь же есть посторонние… не члены ЦК… просто технические работники. Надо, чтобы они удалились. Нельзя же…

В первый раз маршал открыл рот и четко выговорил:

— Это мои люди… вполне проверенные. Кроме того, неужели вы думаете сохранить в секрете этот позорный гвалт?

Все замолкли. Свиноподобный шар взглянул на маршала с надеждой, старик — с ожиданием.

— Ваше мнение… мнение выдающегося военного руководителя. Как? Будет война? Очень опасно положение?

Эти вопросы, к моему великому удивлению, высыпал все тот же шарообразный.

Я озадаченно подумала:

— Да сами они, без военных руководителей, неужели ничего не понимают? Ведь они политики, дипломаты.

— Да, если не принять кардинальных мер, если не пойти на резкую перемену всей внешней и внутренней политики, если не пойти на крупные уступки, война неизбежна, — при всеобщем молчании ледяным тоном заявил маршал.

Даже слышно было, как все вздрогнули, а толстяк забормотал:

— Ну и пусть. Мы войны не боимся. Рано или поздно войны должны быть. Конечно, лучше, если бы не сейчас, но что делать? Мы очень сильны. То ли еще мы видали. Народ с нами, и мы победим.

Снова общее движение, но уже очень недовольное, протестующее. Послышались резкие реплики… не в полный голос.

— Здесь не митинг.

— Порет чушь.

— Не с корреспондентами разговариваешь.

Маршал жестко взглянул на толстяка. Тот сразу осел, как будто из него начали выкачивать воздух.

— Народ слишком много жертвовал. Народ только и делает, что жертвует. Он и сейчас не откажется, пойдет на жертвы. Но что мы дадим народу за его жертвы? Кроме того, не забывайте, что нас окружают братские страны, — маршал холодно улыбнулся, — которые жертвовать не захотят. Мы, разумеется, вслух не высказываем это, но любой из нас… да и любой советский гражданин очень ясно сознает это.

— Позвольте, как же? Страны народной демократии не пойдут с нами? — с отчаяньем взвизгнул толстяк, — они не имеют права. Они связаны договорами… И ведь там наши войска все-таки.

— Вот, вот! Связаны. А сейчас они эту веревочку оборвут, — еще холоднее и спокойнее возразил маршал.

Секунда общего оцепенения. Некая немая сцена. Ее нарушил глупый, жалкий и смешной возглас лысого, большелицего, круглоглазого:

— Ленинизм нужно спасать… и нас тоже. Под знаменем марксизма-ленинизма мы не должны погибнуть. Знамя кто-нибудь удержит. Знамя пойдет в веках.

На этот раз все до неприличия откровенно захохотали.

За дверью уже давно был слышен сдержанный гул.

Маршал встал и резко, очень громко отчеканил:

— Довольно слов!

Сразу двери распахнулись, и большой отряд солдат, одетых, как на параде, руководимый несколькими важными офицерами, четко отбивая шаг, вошел в зал. Все шарахнулись в ужасе и замерли. За столом спокойно остались сидеть несколько человек. Кое-кто и в зале смотрел на происходящее с безразличным видом, без волнения, ничем не выдавая своих истинных чувств.

Маршал взглянул на старика. Тот тяжело поднялся с места, встал рядом с маршалом. Тот обратился к солдатам:

— Товарищи солдаты! Сейчас я зачитаю вам обращение к армии и народу, подписанное главой государства (Кивок на старика.), мною и… (Он произнес несколько видных фамилий.)