Избранное. Романы - страница 54

стр.

— Да, они богаче. У меня вместо подводы — бурый вол, вместо посуды — бурдюк, деревянная чаша, а вместо жирного мяса — молоко. Меня не испугается не только волк, но и вошь, а презирать может не только баба, но и нищий. Есть ли в мире божье создание хуже пастуха? От зари до зари плетешься за овцами, летом жаришься на солнце. В дождь мокнешь до нитки и дрожишь от холода в зимнюю стужу. За весь год не выберешь и дня покоя, даже в айт вертишься возле отары, если не заболеешь. А когда пропадет овца, получаешь еще и плетку по спине. Разве усторожишь всех — воруют. И волки нападают, уносят. Ты вот избавился от розг муллы, а я, кажется, никогда не вырвусь из кровожадных когтей хозяина. Помнишь, за пять асыков я дал тебе совет? Вот она, давнишняя надежда, все еще на спине! — сказал Самет и черенком нагайки побарабанил по высохшей собачьей шкуре под рубахой.

С самого детства напялил на себя Самет кусок собачьей кожи, чтобы защитить себя от каждодневной розги муллы Жаксыбека. И не снял ее до сих пор. А ведь много воды утекло с той поры. Самету уже двадцать лет, а Сарыбале — шестнадцать. Самет пошел в чабаны, а Сарыбала — учиться. Они долго вспоминали прошлое…

Становилось все жарче. Овцы сбились в кучу, дышат тяжело, ищут себе тени, покоя. Зной распаляется, вокруг ни ветерка. Дым костра медленно тянется ввысь.

Разговор друзей прервали погонщики волостного. Они пустили свой скот к воде, оттесняя овец Самета. Старик с небольшой остроконечной бородкой и с беркутом на руке прокричал:

— Эй, пастух! Молока вскипяти, чтоб и нам хватило!

Самет ощетинился:

— А ты кто такой, чем я тебе обязан?

— Мы служим у волостного, гоним казенный скот.

— А беркут и борзая тоже казенные?

— Какой ты шустрый, все знать хочешь!

— Скрывай не скрывай, и так видно. Добрую половину скота волостной присвоит.

— Пусть будет по-твоему. Если не присваивать чужое добро, какой же он правитель? Наш Вредный грабит открыто, не стесняется. Все видим, да не все говорим.

— Так бы и сказал сразу.

Погонщик с острой бородкой отозвал Самета в сторону, тихонько о чем-то попросил и хотел что-то сунуть ему в руку. Самет не принял и, махнув рукой, вернулся к Сарыбале.

Напоив скот, старик с бороденкой погнал его своей дорогой.

Самет начал ругаться:

— Борода как хвост у козы! Видишь, Сарыбала, не только сам волостной грабит, но и прихвостень его — волк. Уворуй, говорит, для меня барана!.. И сует мне медную монету. Нашел дурака.

— Удивительные люди! Воруют, берут взятки, издеваются… Видят, что народ их не одобряет, но все равно творят свое гнусное дело! Как не воровать прихлебателям, если дурной пример им дает начальство?!

— Все заодно: баи, волостные, аульные старшины и пятидесятники[29]. Им и слова не скажи, только деньги покажи.

— Суйгембай прав, когда говорит, что такие казахи никогда не попадут в рай. Не жди от них добра в мирные дни, если они в год призыва драли с людей три шкуры.

— В тот черный год быстроногого белого, на котором ты сейчас, подарил Мухаммедию Байконыр-хаджи. Это не подарок, а взятка самая настоящая. Почему он его раньше не подарил?

Самет опустил в чашу несколько раскаленных камешков. Белое молоко поднялось, закипело и стало темно-бурым. Самодельная чаша сделана грубо, край ее толст, не возьмешь в рот. На стенках слизистый налет окаменел — не соскоблишь. Проголодавшийся Сарыбала, забыв о брезгливости, принялся пить густое молоко с жадностью, будто не ел неделю.

— Как вкусно! — восхищался он.

Напившись молока и еще не опорожнив чашу, Самет прилег на бок и заиграл на дудке. Мелодия тронула Сарыбалу чуть не до слез. Он удивился: из обыкновенного тростника простой чабан потрескавшимися от солнца губами извлекает такие чудесные звуки!

— Боже мой, Самет, зачем ты прячешь свой талант! — воскликнул Сарыбала. — Ты не чабан, ты украшение тоя.

— Где мне до тоя! От скуки в тихой степи забавляюсь дудкой.

— Откуда ты знаешь Абая? Ты сейчас играл про Татьяну.

— Никого не знаю. Слышал, как Ахметбек играет, и запомнил.

— Сыграй еще раз.

Самет исполнил «Сары-Арку» Нармамбета. Но он также не знал ни названия, ни имени того, кто придумал мелодию. Слушая звуки дудки, Сарыбала с увлечением говорил: