Избранное - страница 13
— Их там шестнадцать человек наверху, вам сказали об этом? — кричала другая женщина. — Шестнадцать…
Полицмейстер и детектив, вытянув руки, пытались сдержать наступающих женщин.
— Успокойтесь, прошу вас! — повторял мэр, чье лицо с рыжеватой редкой бородкой стало пепельно-серым.
Мадам Серафен положила тяжелую руку ему на плечо.
— Я, как видите, совершенно спокойна… вон как снег на Ле-Дьяблере. Но имейте в виду: если с сыном моим что случится, господин Граубюндель… — она нагнулась к его уху, — то я тебя этими вот руками прирежу!
Лицо ее оказалось так близко к его лицу, изо рта у нее так пахло чесноком, что Граубюндель невольно отпрянул.
— Не надо пугать меня, мадам, — сказал он, заставляя себя держаться спокойно. — Сын ваш, надеюсь, жив и здоров. Но если, избави бог, с ним в самом деле что-то случится, то не мы будем в этом виноваты!
— А кто же тогда? — выкрикнул чей-то сорвавшийся в истерику голос. Толпа женщин вокруг мэра все прибывала.
— За эту работу давным-давно все проголосовали, — крикнул из-за спин какой-то мужчина.
— За наш счет хотят господа сэкономить побольше?
Из свинцовых туч, нависших над самыми крышами, стали падать, медленно кружа, большие пушистые хлопья снега. Через короткое время воздух превратился в кружевную, бесшумно и бесконечно ниспадающую пелену — как будто сама темнота опускала на землю огромную, густо сплетенную сеть.
— Ко всему вдобавок еще и снег! — с отчаянием сказал кто-то.
— Все лучше, чем мороз! — ответили из толпы.
— А если пурга начнется?
Высокая, крепко сбитая женщина вышла из толпы и встала перед мэром; ее круглое доброе лицо даже теперь, в рассеянном свете серого, унылого дня, пылало таким горячим румянцем, словно вобрало в себя весь жар проведенных возле кухонной плиты сорока лет. Это была жена Фернана.
— Вот и я говорю, господин мэр: соблюдайте спокойствие! — произнесла она громким, звучным голосом человека, привыкшего перекрикивать детский гвалт. Взволнованные, причитающие, размахивающие руками женщины смолкли. Мадам Серафен убрала с плеча мэра тяжелую руку.
— Вот и я говорю: спокойствие, — повторила мадам Фернан немного дрожащим голосом. — Мы все просим вас, господин Граубюндель: хорошо подумайте, что станете делать! Мы вас просим: не забудьте, речь идет о жизни шестнадцати человек, и нельзя из упрямства подвергать ее риску! Нельзя допустить, чтобы жертв стало больше…
— Каких жертв? — нервно перебил ее мэр.
— Мадам Рюттлингер умерла, — ответила женщина.
Кто-то истерически вскрикнул.
— Мы перенесли ее сюда, в дом, — продолжала мадам Фернан, повышая голос, чтобы всем было слышно. — Врач сказал, что у нее было слабое сердце… Мы вас просим, господин Граубюндель: хорошенько подумайте, прежде чем решить что-нибудь, мы не хотели бы…
Мэр с трудом сумел протолкаться через взбудораженную толпу. Снег шел все гуще и гуще, ложась пушистой каймой на мягкую, с широкими полями шляпу мэра, на его плечи, ботинки, застревал в бороде. Там и сям в толпе появились раскрытые зонтики, словно черные, внезапно выросшие грибы; незаметно поднявшийся ветер бросал снег людям в лицо. Но зато стало гораздо теплее, на термометре в центре площади ртутный столбик стоял на минус трех градусах. В толпе ходили не поддающиеся проверке слухи, будто рабочие с известковых карьеров, в большинстве итальянцы, в полном составе едут на грузовиках к городу и собираются захватить муниципалитет. Бастовали уже и коммунальные рабочие: никто не выходил убирать снег. Мэр пересек улицу Серветт и прошел мимо толпы безработных и стачечников, что стояли вдоль стен, не смешиваясь с обывателями; зловещее молчание сопровождало его; лишь когда он прошествовал мимо, за спиной его взвился крик, тут же подхваченный многими.
— Поторопитесь, господин мэр! — хрипел позади простуженный голос. — Поскорей, господин мэр, мы тоже мерзнем!
Прежде чем он успел свернуть в подъезд, его догнала женщина в черном.
— Господин мэр, — жалобно причитала она, склонив свое бледное, морщинистое лицо так близко к плечу мэра, что оно едва не касалось налипшего на пальто снега, — ради бога, скажите моему мужу, пусть он сейчас же спускается домой.