Избранное. Том первый - страница 19
– Летошные... – Фёдор с опаской тронул указательным пальцем палевого, в белых пятнышках зайчишку, почесал за ухом. – Второго помёта.
– И не боятся ведь, а? – дивился Потап с детским простодушием, словно никогда не видывал живых зайчат, по телу перекатывались тёплые замирающие волны.
– Чуют, что не обидишь.
– Да я, дядя Фёдор.,. Да разве можно эдаких-то?
– Ладно, ступай за сушняком. Вон рыбаки сеть вынули.
Улов был богатый. Сеть оттягивали тяжёлые серебристые слитки, рвали ячеи. Володей довольно тряс кудрями, толкал в бок Любима, старавшегося попасть ногой в штанину. Толкнув сильно, вдруг ощутил в себе горячее, исподволь вспыхнувшее желание уронить друга, избить, испинать.
«Неужто ревную? Он же мне всё как на духу выложил...» – Поостынув, хлопнул Любима по тугой бугристой спине, ясно улыбнулся и, вынув беснующуюся рыбу, ополоснул сеть. – Беги к костру – застынешь.
Потом и сам прибрёл с уловом в корзине, со свёрнутой сетью. Увидав зайчат, залюбовался ими, крохотными, беззащитными, как все в младенчестве.
– Постой! – ухмыльнулся Любим. – Щас над Потапком подшутим!
Спрятав зайчат за пазуху, в Потапову шапку сунул два увесистых голыша в красных крапинах.
Потап ломился через лес, как во время гона сохатый. Трещали кусты, колыхалось огромное беремя хвороста, из-за которого выглядывала кудлатая белая макушка.
– Вот, – парень с шумом бросил под ноги хворост и тотчас склонился над шапкой.
– Где?! – пророкатал, выпрямившись. Взвились в небо со свистом брошенные голыши, пали нескоро, где-то на середине реки.
Беззвучно хохотал Володей, подмигивая Любиму. Гулко сморкался старый Ширман, осуждая парней за эту, в сущности, невинную проделку. «Разве можно эдак? Потап – дитё!» – рассуждал он, почёсывая переносицу рубцеватым пальцем.
Потап, свирепея, опрокинул таган, варево пролилось на огонь, плеснуло сизым паром.
«Попадись такому... надвое переломит!» – поёжился Володей, потом спросил сочувственно:
– Кого потерял, Потап?
– Зайчатки... малюсенькие... – пробормотал Потап. – Тут были.
– А я токо камни видел, – сдержал улыбку Любим. А два пушистых комочка грели ему ладошку.
– Ка-амни?! – снова взвился Потап. – Шутишь?!
– До шуток мне! Жрать охота... продрог, а ты костёр раскидал.
– Зайцев-то Фёдор на углях сжарил... Не заметил, что ли?- вставил Ерёмка, косящий, шустрый казак.
– А может, и не Фёдор, – вглядываясь в дальний пологий берег, Володей закусил тёмный ус, выпрямился. Там, показалось ему, человек привстал. Привстал и тотчас сгинул в камышах. «Прячется... может, нас выслеживает», – подумал он. Но камыши были недвижны, и он успокоился, ничего не сказав о своих подозрениях.
А Потап взбесился. Вскочив, снова принялся разбрасывать кострище, теперь уже руками.
– Люди ли вы-ы-ы? Этих крох на жарёху! Убить вас мало!
Любим сжалился над ним, вынув зайчишек из-под зипуна, посадил по одному на Потаповы плечи.
– Во! Жареные-то ожили! – хохотал Володей. – Чудеса, побей меня гром!
Почувствовав на литых плечах маленькую тёплую тяжесть, Потап благоговейно принял зайчат на ладошки, расплылся в счастливой улыбке.
- Вот они! Живые... – бормотал он, гладя пушистые спинки.
- А эть ты их у матери украл, – беспощадно напомнил Володей. – Обездолил зайчиху.
– Не отдам! – прогудел, отступив, Потап. – Что хотите делайте со мной – не отдам, и всё.
– Экой безжалостный! – с притворным осуждением покачал головой Любим. – Нас голодом заморить собрался. Зверят схитил...
- Я щас... я вам ужин в момент спроворю, – виновато суетился Потап. Снова сунул зайчат в шапку, шапку придвинул поближе и, раздувая огонь, то и дело притрагивался к ней – не исчезла ли.
В тишине под скалою пал синий сумрак. Костёр весело потрескивал, меча со своего острия жёлтых мушек, отбрасывая на скалу изломанную длинную тень. Она неспокойно, нервно металась, точно там, в скале, билась чья-то задавленная камнем душа, просилась на волю.
– Смородиной пахнет, – Володей раздул широкие хищные ноздри, пошёл на запах. На самой вершине скалы, за большим чёрным камнем, притаился куст смородины. Ягоды отливали смуглою краснотой. Володей сорвал одну, другую, попробовал на язык, от удовольствия зажмурился, сглотнул вскипевшую на языке кисловатую слюну. Наломав веток, усеянных ягодою, прямо со скалы спрыгнул вниз, напугав задумавшегося Ширмана.