Избранное - страница 39

— Мне давно пора уходить, а я вот еще живу на этом свете. Отчего так трудно сделать последний вздох? — Помолчала и через какое-то время промолвила: — Ну, я отправилась в путь!

В последние годы своей жизни Ни Учэн часто задумывался над смыслом этих слов. Каков тот мир на другом берегу?.. И есть ли он у тебя самого или его нет?

«Я поставил свой дом в самой гуще людского жилья. Но минуют его стук повозок и топот коней»[51]. «На небо смотрю и, смеясь, выхожу за ворота. Неужели мое поколение — это люди, что в полыни росли[52]?.. Я сижу, одинокий, в бамбуковой чаще. Я трогаю циня[53] струну — долгий стон раздается…» Да, литература опаляет, как огонь, она пронизана тоской и одиночеством… «Думаю я, что небо и земля беспредельны… Я одинок, я в печали, и слезы льются из глаз…»

И снова весна! О, как тяжела и утомительно скучна рукопись моей книги; как докучливы «стук повозок и топот коней», как далеки былые устремления, сомнения, упоения… На короткое мгновение они снова зашевелились где-то в глубине твоей души. В этом заброшенном храме, вокруг которого высятся горы и кружится холодный ветер; где деревья раскинули оголенные сучья и ветви, на которых все же виднеются набухшие почки. Прошлое! Ты похоже на птицу, поющую в глуши, на мягкий ветерок, на жаркое солнце. Ты беззвучное пламя в печи и одновременно мертвый пепел. Ты словно вода в чайнике, которая давно прогрелась, но никогда не закипит. Вокруг тебя происходят бесконечные коловращения; слышатся долгие стоны и тихая песнь. Ты улавливаешь едва слышные шорохи жизни. Ты струишься, как свет звезд в тихую ночь; ты мертвая вода, по которой проходит легкая зыбь. Прошлое! Сколько кануло в вечность месяцев, лет!

Какова цена человеческой жизни? Что стоят радости и горести человека? Что стоят те страдания, которые люди причиняют друг другу; мучения, которые они обретают в любви, ненависти, скорби и радости, терзаясь из-за своей ничтожности или величия? Вспомнил и запечатлел в знаках. Но что стоят пепельно-серые листы бумаги, исписанные бледными буквами? Эти немолчные звуки правды и вымысла — что стоят они?

Пустынные горы, заброшенное жнивье на террасированных полях, издали похожих на рыбью чешую. Ямы, выкопанные тут и там без цели и с умыслом. Еще не ожившие или почти омертвелые молодые саженцы кипарисов и акаций. Следы труда десятков, десятков сотен, тысяч заступов и мотыг. Красноватые, желтые, зеленые травы. На ветвях деревьев мертвые листья, не желающие падать на землю. Свежезаваренный чай в кружке, из которой медленно поднимается пар. Еще один год! И снова весенний ветер проносится над землею!

Охваченный вдохновением, состоянием знакомым, горячечным, но таким ускользающим, чувством, которое так редко нас посещает, я продолжаю писать историю семьи Ни…

Ни Учэн пожелал белого мяса в глиняном горшочке — «шаго», порцию жаркого и тарелку с оленьим огузком. Вино? Пожалуй, можно и вина. Четыре ляна[54] хватит? Вы пьете?.. Не советует врач?.. Тогда хватит двух лянов… Лучше подогреть? Прекрасно! Что еще? Хотите чего-нибудь? А больше ничего?.. Прекрасно, значит, ничего!.. Нет, больше ничего не надо!..

Официант ресторана «Шагоцзюй» («Глиняный горшок»), изогнувшись дугой, продолжал стоять у стола и не собирался уходить. Изволите заказать что-то еще? В вежливых трафаретных фразах звучит укор в адрес двух прилично одетых посетителей, молодого и пожилого, заказавших такой скромный стол.

Ни Учэн поначалу хотел пригласить господина Ду в «Таньцзяцай» — «Ресторан семьи Тань» — или позвать его выпить вина в Пекин-отель, на худой конец пойти в пассаж «Дунань шичан» («Восточное спокойствие»), где работал ресторан с западной кухней. Здесь, например, можно было полакомиться французской кухней. Кстати, это единственное место, где во все времена года подают мороженое. О своих намерениях, исходивших, как он считал, из самых лучших побуждений гостеприимства, он уже давно поведал господину Ду, который, услышав приглашение, почему-то вдруг смущенно улыбнулся. Его улыбка означала, что ему очень неудобно доставлять лишние хлопоты. Но так было в первый раз. Впоследствии он еще много раз получал приглашение от Ни Учэна, поэтому его улыбка делалась все более стыдливой. К чему кормить одними обещаниями? Ведь дальше приглашений дело не шло. Господину Ду было неловко за Ни Учэна.