Избранное - страница 19

Промотав десять тысяч форинтов на женщин, карты и дорогие вина, он наконец по совету своих заимодавцев со всей силой своей галантности и красноречия устремился на эту богатую невесту. Он тратил вексель за векселем на цветы, конфеты и серенады под ее окнами, уверенный, что в этой азартной игре ему посчастливится сорвать банк. Опекуны Флоры старались раскрыть ей глаза на истинные причины «пылких чувств» Кезмарского, да и собственный рассудок подсказывал ей, что за ними кроется. Она знала о том, что он регулярно упражняется в фехтовании, учится на ощупь распознавать карты, благородно картавить и покусывать кончики красивых черных усиков, а остальное время проводит в уходе за своим свежим, по-девичьи румяным лицом (рассказывали, что он прикладывает к щекам сырые говяжьи шницели). Но она была молода, и ей так хотелось верить, что ее можно полюбить ради нее самой.

Как только в гостиную вошел инженер Халас, со всех сторон послышались приветственные возгласы.

Халас улыбался, кланялся, целовал руки женщинам и каждой успевал сказать какую-нибудь любезность. У него было круглое, гладко выбритое лицо, живые голубые глаза и прилизанные каштановые волосы, разделенные посередине ровным пробором.

Никто не знал толком, кто он такой и откуда приехал. Подозревали, что он словак, изменивший свою фамилию на венгерский лад. Женщины в шутку называли его «Словачка». Появившись в городе, он сразу же завоевал всеобщие симпатии. Он умел вызвать к себе интерес своим изысканным остроумием, увлечь рассказами, которые всегда были уснащены множеством подробностей, и охотно пускался во всякого рода споры по общественным вопросам. Он лучше всех танцевал и катался на коньках и без труда попадал рапирой в мяч, подвешенный на проволоке; у него была целая коллекция револьверов и два породистых пса, ведущих свое происхождение от собак графини Эстергази, чья голубая кровь подтверждалась документами; он знал бесчисленное количество вальсов и куплетов, а также арий из опер в переложении для фортепьяно.

Он всегда после обеда пил ликер и ел персики с помощью ножа и вилки; никто не умел так непринужденно развалиться в кожаных английских креслах и, закинув ногу на ногу, показать шелковые носки. Мужчины поносили его, называли проходимцем и утверждали, что в один прекрасный день он вылетит из города, как автомобиль, оставив за собой только вонь да облако пыли; однако все без исключения подражали ему.

Зимой он катался на санках с мадам Тришлер, сейчас он танцевал с Боришкой Паштрович, но весной в лаун-теннис намеревался играть с женой богатого серба Прекайского, которая заявила ему, что ненавидит своего мужа и строгость «православных ханжей».

Девицы окружили Халаса и звали его к роялю, а дамы требовали новых анекдотов, эпиграмм и свежих сплетен. Он шутя отбивался от тех и других, а потом уселся на пол посреди гостиной, скрестил ноги по-турецки и стал рассказывать своим бархатным баритоном. А пока в гостиной раздавался смех и возгласы удивления, в соседней комнате одна из дам, раскачиваясь на стуле и то терзая, то лаская многострадальный рояль, пела, полузакрыв глаза, «народные» песни — какую-то смесь из любовных словацких всхлипов, разудалых цыганских воплей и турецкой страсти.

Часов в восемь, когда кавалеры уже доедали последние бутерброды с маслом, икрой и ветчиной, с успехом и выгодой для хозяев заменявшие ужин, средняя дверь осторожно приоткрылась и в столовой появился доктор Паштрович. Его заметили только тогда, когда он дошел уже до середины комнаты. У него было сосредоточенное лицо и совершенно пьяные глаза. Он был в одном жилете. На взрыв смеха, которым встретили его гости, он даже не обернулся. Он направился прямо к своей жене. Она покраснела и сказала, с трудом сдерживая злость:

— Дорогой Паштрович, почему это вам взбрело в голову являться в таком виде в общество, где есть дамы? Боже мой, от вас любую минуту можно ожидать каких угодно нелепых выходок!

В ответ он взял ее за руку и стал возбужденно что-то ей говорить, в то время как она выталкивала его из комнаты.

— Тсс… Потом, потом… Перестань! Если хочешь выйти к гостям, то оденься и веди себя как следует. — И, напевая, она побежала за его сюртуком и помогла ему одеться.