Избранное - страница 34

Мацко положил голову на плечо Яноша, словно хотел получше расслышать жалобный рассказ своего друга, который совсем расчувствовался и говорил уже прямо в большое ишачье ухо, щедро поливая его слезами. Время от времени осел прикрывал глаза. Очевидно, он был растроган и, как мудрец, медленно кивал головой, чтобы утешить Яноша и показать, что он все понимает.

— Прости, мой дорогой Мацко, что из-за меня и над тобой издеваются. Они хотят мне напакостить, а ты за это расплачиваешься, но знай, я тоже страдаю, когда они тебя мучают. Если б мы были помоложе, оседлал бы я тебя и сбежали бы мы отсюда, а так что делать? Не бойся, Мацко, недолго твой дружок здесь протянет. Чувствую, опять зашаталась подо мной земля. Уйду я отсюда. Может, меньше станут измываться над тобой, но уж, конечно, и не накормят, как следует, старый мой товарищ!..

Янош вздрогнул, услышав громкий смех. Поднял голову и окаменел. Столпившиеся монастырские гости глядели на него и громко смеялись, обнажая красные десны, а среди них, протирая очки, стоял управляющий тюрьмы в Митровице, которого Янош узнал с первого взгляда. Он его видел однажды в Илаве, куда тот заезжал, вероятно, по служебным делам.

Янош побледнел и бросился бежать. Напрасно его звали и пытались выманить из дровяника — полупьяный, он дрожал, забившись в темный угол.

Но Алекса придумал, как его выманить. Вскоре Янош услышал, что весь монастырь гудит от громкого крика, смеха, беготни. Он тотчас догадался, что все это как-то связано с ним. Прислушавшись, он различил отдельные восклицания и бешеный топот копыт по мощеному монастырскому двору.

Янош резко распахнул двери. Он решил спасти ишака и навсегда расстаться с монастырем.

На галереях возбужденно толпился народ, почти вся обитель. Мацко, несмотря на свой десятилетний водовозный стаж, вертелся на месте, скакал, брыкался, налетал на заборы, скамейки, строительные леса. Он кувыркался, тряс головой, вероятно, от боли; махал ушами и сокрушал все, что попадалось на пути. Дважды он бросался на церковные стены, а монастырская братия облепила окна галереи и теснилась в дверях, слышался смех и ругань. Некоторые, правда, жалели животное.

Наконец Мацко кое-как удалось добраться до ворот, он выскочил со двора и помчался по дороге, фыркая и широко раскрывая рот.

Янош кинулся за ним.

— Какой-то подлец поджег трут у него в ушах. Мацко, родной, остановись, остановись, ради бога!..

Но Мацко не оборачивался, он опрокинул скамью, наскочил на вяз и полетел вниз по откосу. Здесь Янош нагнал его, протянул руку, чтоб удержать и вытащить из ушей зажженный трут, ласково уговаривая его, как ребенка. Но Мацко вздрогнул, поднялся и, собравшись снова бежать, вскинул зад, ударил копытами Яноша в грудь и понесся по узкой тропинке куда-то в сторону хутора.

Янош сразу обмяк и сплюнул кровью. Работники, монахи, гости и кухарка, побежавшие за ним, чтобы посмотреть, чем это кончится, задыхаясь от смеха, оказались рядом как раз в тот момент, когда он упал. Его окружили, смех стих.

Яноша подняли, и в тот же вечер отправили в городскую больницу на подушках, в выездной карете игумена.

Гости, расстроенные, разъехались, а игумен закрылся у себя в келье. Он не вышел к ужину, а его помощник, отец Феофан, изругал Алексу за то, что тот позволил «этому олуху словаку так налакаться». Кухарка плакала.

Янош не приходил в сознание. Спустя несколько часов он умер. Произошло кровоизлияние в легкие, так как грудная кость прогнулась и треснула.

Игумен сожалел о случившемся, но отказался платить за больницу и похороны. Ему пригрозили подать в суд. Тогда он написал письмо в Великий Варадин, начальнику железнодорожной станции Ференцу Томке. Но ответа не получил. Дело рассматривали гражданские и церковные власти.

А Мацко в тот день исчез.

Когда осел чувствует приближение смерти, он прячется так, чтобы его никто не нашел. Через три дня на его труп набрели собаки. Они прибежали из леса, громко лая, с клоками шерсти в зубах. Осла приволокли и ободрали на виду у всего села и перед игуменом. Мацко жалели, много говорили о нем, а теперь он лежит у ручья, красный и безобразный, с поднятыми вверх ногами.