Избранные газели - страница 6

Госпожа, твое лицо я вижу или это солнце и луна?

Госпожа, твое ли слово слышу, или чашу с медом пью до дна?

Если уголком посмотришь глаза искоса на бедного меня,

Это меч, что жилу жизни рубит, или взгляд, чья сила всем страшна?

Ветер утра, что душе приносит запах сладостный твоих волос, —

Не удод ли от царицы Савской? Добрая им весть принесена![6]

Локон твой, благоуханней амбры, в ночь глухую скрывшийся из глаз —

Ворон ли на стройном кипарисе, мускус ли? Не знаю — ночь черна.

Может быть, стонать мне меньше надо? Славный сторож, правду мне скажи!

Голова у псов не разболелась? Им все ночи жалоба слышна!

Я сказал: "Уйду я от мечтаний о твоих рубиновых устах!"

Но уйти от жизни драгоценной — человеку сила не дана.

Хоть бы раз спросила ты, царица, как живет бедняга Атаи!

Жалость к беднякам во имя бога неужель, ты думаешь, грешна?

Двум прекрасным луноликим край наш воздает почет.

Леденец — одна; другая — словно сахар, словно мед.

У одной ланиты — солнце, освещающее мир,

У другой глаза — хейбарцы, кто их ярый пыл уймет?

Родинка одной и кудри — это сети и зерно,

Стан другой — сосна прямая, кипариса стройный взлет.

Губы у одной — как алый яхонт, блещущий красой,

Зубы у другой — как частый жемчуг, все наперечет.

Как серебряное яблоко подбородок у одной,

У другой — как две миндалины, каждая к себе влечет.

Коль одну зовем султаншей края дивной красоты,

То другую мир кейсаром края прелести зовет.

Взгляд одной лукаво-нежен, он острей ножа врача,

У другой кинжал-ресница беспощадно насмерть бьет.

У одной крутые брови сходны с молодой луной,

А лицо другой — как праздник, счастья радостный восход.

При одной рабом послушным вечно служит Атаи, —

При другой — слугой, взвалившим на себя весь груз забот.

И Юсуфу в удел, я скажу, не досталось такой красоты,

Как Якуб, я все плачу по ней, утеряв дорогие черты.

Хоть горит, изнывая, душа в ожиданье любимой моей —

Все же лучше в тоске ожидать, но другим не отдать чистоты.

Почему хочешь взглядом убить, дорогая, раба твоего?

Без тебя эта бренная жизнь — воплощенье стыда и тщеты.

В судный день похваляется пусть благочестьем примерным народ —

Буду я восхвалять лишь любовь, весь во власти нетленной мечты.

Ты на бога надежды полна, я же всякой надежды лишен.

Как же ты мне надежды не дашь, что достигну твоей высоты?

Упрекаете душу мою: "Ты гяурку зачем полюбил?"

Мусульмане, душа ни при чем, это сердце сожгло все мосты.

В горе выйдет душа Атаи из несчастного тела, когда,

Похищая сердца всех людей, плавным шагом прошествуешь ты.

Влюбленных кыбла — лицо прекрасной, все говорят,

А брови — "кыбла михраба" — страстно все говорят.

Влюбленный жаждет твоих желанных коснуться уст;

Лицо любимой — тюльпан, согласно все говорят.

Пушок и родинка — то отблеск чистой души твоей,

Китайский мускус — так ежечасно все говорят.

По серебристой душистой коже тоскую я...

"Ты ртутью плачешь, томясь напрасно!" — все говорят.

Для глаз монгольских твоих — что лужи озера слез

Моих печальных — так громогласно все говорят,

Уста любимой — шербет уннаба, сказали мне,

И потому я в тоске, злосчастный, все говорят.

Твои ворота открою плачем я пред собой —

"Открой ворота в дождь, в день ненастный", — все говорят.

Монету сердца отнимет сразу твой первый взгляд —

Ведь он обманщик, колдун опасный — все говорят.

"Ты раб мой верный,- луна сказала, — о Атаи!"

"Дается имя на небе!"- ясно все говорят.

Меня одним ты наградила — ярмом страданий и забот;

Твоя любовь — всегда жестокость, твое великодушье — гнет.

О, как жестока ты к влюбленным, хотя за ними нет вины!

Тебе не кажется, что славы тебе твой гнет не принесет?

О, как мне трудно, дорогая, существованье без тебя!

А жизнь твоя во все мгновенья спокойно без меня течет.

Ты мне давала обещанья и мучала меня всегда, —

Жизнь близится к концу; когда же исполнить их пора придет?