Избранный - страница 16

— Он попросил меня прийти? — уточнил рабби Цвек.

— Идите повидайте его, — ответил медбрат и помог ему подняться со стула.

Рабби Цвек оробел. Что, если Норман не хочет его видеть, но и отказаться не сможет, ведь он, должно быть, в постели, беспомощный? Да и разве осталось что-то невысказанное между ними, что оба могли бы облечь в слова? Но и не пойти он не мог, поскольку медбрат уже вел его в палату. Рабби не знал, что увидит за закрытыми дверьми. Пока ждал, он видел, как оттуда выходили люди с одинаково невыразительными лицами — надежды не было ни у кого, и всё же они надеялись.

Вдоль стен палаты тянулись нескончаемые ряды коек, расставленных с пугающей аккуратностью. Одни были заняты, на других громоздилось накрытое одеялом отчаяние, те же, что попались по пути, пустовали. Между двумя рядами коек шаркали люди в шлепанцах, туда-сюда, вперед-назад, словно ждали поезда на станции, где он никогда не ходил. Рабби Цвеку хотелось домой. Но он уже заметил Нормана, точнее, его скрюченную фигуру на кровати в середине палаты. И хотя фигура выглядела точно так же, как любая другая — спокойная, сдержанная и пустая, — по внезапной резкой боли в паху он сразу же догадался, что это его сын. Медбрат пододвинул стул, чтобы рабби Цвек присел у кровати, и оставил его одного.

Рабби Цвек коснулся груды на кровати.

— Норман? — позвал он. — Это папа.

Одеяло не шевельнулось. Рабби Цвек решил, что Норман его не слышал, встал и наклонился над грудой.

— Норман, — повторил он, — это папа.

— Забери меня домой, — прошептал Норман.

Рабби Цвек огляделся. К ним направлялся человек с шахматной доской. Рабби Цвек покачал головой.

— Не сейчас, — шепотом сказал он подошедшему. — Он хочет спать.

Шахматист с досадой пожал плечами, медленно отошел и присоединился к группе шаркунов меж рядами кроватей.

— Норман, — снова позвал рабби Цвек.

Норман откинул одеяло с лица. Он всхлипывал.

— Что они сделали с тобой в той комнате? — спросил рабби Цвек.

— Ты сам отправил меня сюда, — ответил Норман.

— Для твоего же блага. Так говорят врачи. — Ему не хотелось брать на себя ответственность.

— Но, папа, ты же сам разрешил им увезти меня. Ты мог их остановить. Забери меня домой. Пожалуйста. — Норман расплакался.

Рабби Цвек старался сохранять твердость.

— Побудь здесь немного. — Он обхватил ладонями голову Нормана. — Всего несколько дней. Если ты сегодня вернешься домой, снова начнешь принимать таблетки.

— Не начну, не начну, — крикнул Норман. — Обещаю. Я к ним больше не прикоснусь. Никогда. Я же вижу, как они на меня влияют. Обещаю.

Из его опухших глаз лились слезы, и рабби Цвек не выдержал. Он уже сомневался, правильно ли поступил. Даже подумал, не забрать ли Нормана тайком. Он взглянул на соседнюю койку. Раньше там никого не было, теперь же, подложив под спину подушки, сидел человек и таращился на него.

— Что смотрите? — заорал рабби Цвек. — Не ваше дело. — Его охватила ярость отчаяния. — Это мой сын, — крикнул он. — Что смотрите?

Человек по-прежнему таращился на него.

— Что смотрите? — снова выкрикнул рабби Цвек.

Норман сел на кровати.

— Пап, тише, — сказал он. — Не обращай внимания. Он сумасшедший. Они тут все сумасшедшие. Забери меня домой. Пожалуйста, — умолял он.

— Я поговорю с врачом, — пообещал рабби Цвек и сразу же пожалел об этом. Как бы ни было тяжело, он вынужден оставить сына в этом месте.

— Так иди и поговори, — сказал Норман и добавил великодушно: — Я тебя здесь подожду.

— Послушай, — ответил отец, — ты должен остаться. Это для твоего же блага, — беспомощно пояснил он. — Пожалуй, не очень долго ты тут пробудешь. Я спрошу у врача, — снова не удержался он.

— Иди и спроси.

— Как буду уходить, зайду и спрошу.

Норман с ненавистью посмотрел на отца.

— Вот что я тебе скажу, — произнес он. — Я так же здоров, как и ты, что бы это ни значило, но, если останусь в этой психушке хотя бы на несколько дней, обязательно рехнусь, как эти. Я тебе клянусь. Ты хочешь, чтобы я рехнулся?

К койке подошел медбрат и жестом показал рабби Цвеку, что пора уходить. Рабби Цвек обрадовался медбрату и тут же устыдился того, что при виде него почувствовал облегчение.