Изобрети нежность - страница 51

– Он столько для меня сделал! Я училась за его счет! Неблагодарная я…

– Дура… – как-то вяло, нехотя подытожил Николай Романович и, увидев Павлика, попытался удержать свою собеседницу от высказываний.

Но та не заметила его усилий.

– Это ты! Ты во всем виноват!

– А почему я? – поглядывая на Павлика, миролюбиво уточнил Николай Романович. – Что, я с ним до самого дома, как с ребенком, нянчиться должен был?..

– Когда тебе хотелось, нянчился! Когда ты выгоду имел! Водочкой обхаживал! Ты и теперь о себе волнуешься, не обо мне!

Николай Романович был одет по-вчерашнему. Только в новом, цветастом галстуке и в свежей, кремового цвета сорочке. А жена Кузьмича вышла опять в пуховом платке. Но платок впервые был не на плечах, а на голове у нее, причем низко надвинутый до бровей и одним концом туго обмотанный вокруг шеи, отчего голова Фаины сразу стала по-девчоночьи маленькой, аккуратненькой, а сама она выглядела еще более несчастной.

Позже Павлик припомнит весь этот разговор. А сейчас он не придал ему никакого значения. Только удивился: почему они на «ты» друг с другом?

Костя сидел на маленькой скамеечке возле стены, рядом с питекантропом, и посмотрел на вошедшего Павлика взглядом обессилевшего человека: уныло и безнадежно. Вика с распущенными волосами и приоткрытым ртом, что подчеркивало абсолютное внимание с ее стороны, прямая, чинная, восседала на кушетке, опять невозможно красивая, в белом костюмчике, белых туфельках. И встретила Павлика вопросом:

– Ну, что там?

Однако, прежде чем заметить ее нарядный вид, Павлик увидел на кушетке рядом с ней материну беличью шубку и голубую шляпку Татьяны Владимировны, с вуалеткой, а на запястье у Вики – резной материн браслет из дерева. Поэтому вопрос ее мог бы остаться без ответа. Но Костя перехватил взгляд Павлика и поспешил вмешаться:

– Это мы сейчас уберем. Вика случайно – посмотреть только!

– Да, это мы повесим! – согласилась Вика. – Мне шубка понравилась и вот это! – Она показала браслет на запястье. А Костя повторил за ней:

– Что ты разведал, Павка? Как там, на улице?..

И по глазам его было видно, что Косте очень хотелось, чтобы хоть там, за стенами дома, ничего такого не было.

Павлик хотел взять и тут же повесить на место материны вещи. Но воздержался. Шевельнул плечами, усаживаясь на табурет у входа. Потом снял шапку и положил ее на колено, как в гостях.

– Ничего особенного… – ответил обоим. – Кузьмича увезли. Того тоже… Люди разошлись. Вернулись Мелентьевы. Все. – Об Ане он говорить не стал. Поглядел на человекообразного: о чем здесь шла речь?..

– Это я начал объяснять Вике, откуда появилась вот эта морда. – Костя ткнул пальцем в стену.

– Да! – оживилась Вика. – Ведь человек произошел от обезьяны, Павлик? А он говорит – от питекантропа!

Костя страдальчески поморщился.

– От обезьяны произошел сначала неандерталец! От неандертальца – питекантроп! А уж от питекантропа – человек!

– А что ж все говорят, что человек произошел от обезьяны? – не сдавалась Вика.

– Да потому, что сначала-то была все-таки обезьяна! – не выдержал Костя. – А уж потом-потом человек!

– Интересно! – заключила она, с любопытством рассматривая предка. Костя исподтишка глянул на Павлика и попытался образумить ее:

– Ведь это же в третьем классе проходят!

– Правда? – изумилась Вика. – А я не помню. Мы, наверно, не проходили.

– Что же вы там проходили тогда?

– А литературу…. И разные штучки! Ты что, все помнишь, что ли?

Костя вздохнул.

– Павлик, я вчера забыл молоко вынести.

– Ну и что? – спросил Павлик.

– А то, что оно прокисло. А Таня велела тебе три раза в день пить.

Основную информацию, как договаривались, Павлик уже сообщил и обрадовался возможности снова исчезнуть.

– Бидончик я помыл, в кухне! – предупредил Костя. – А Вике ты не верь – она прикидывается! – защитил он подругу.

– Ничего я не прикидываюсь! – возразила Вика. – А если ты что знаешь, ты объясни. Ты же мужчина!

Николай Романович появился из-за угла, со стороны Жужлицы, и, скользнув невидящим взглядом по фигуре Павлика, вошел в калитку молочницы Васильевны первым. Павлик с бидончиком в руках шагнул во двор почти следом за ним. И оба остановились: Николай Романович посреди двора, Павлик – у калитки, когда навстречу им с крыльца спустилась теперь уже давнишняя знакомая Павлика – старушка в сиреневом пальто. Дверь молочницы была на запоре.