Изумрудные окна - страница 22

Но когда она возвращалась домой, чувство гордости ушло: она понимала, что ей еще предстоит встретиться со своей семьей. Брук была уверена, что родители уже слышали, если и не от Рокси, то от кого-нибудь другого, какой разнос она устроила миссис Хемфилл и, не обращая внимания на городские сплетни, осталась работать с Ником над витражами.

Брук была права. Войдя в комнату, она увидела всех в сборе. Они сидели в гостиной неподвижно, как статуи, и смотрели на нее; их молчание давало понять, что они требуют объяснений. Мать глянула на нее с болью, словно говоря: «Как ты могла так поступить?»; отец будто надел стоическую маску, которая означала: «Вот твоя благодарность»; а Рокси мученически смотрела на сестру и, казалось, спрашивала: «Почему ты меня просто не застрелила и не избавила от страданий».

Брук постаралась заглушить хлынувшие эмоции, сказав себе, что объяснение должно быть коротким и сухим, по возможности без слез и криков. Она вспомнила то время, когда умерла бабушка, и родители собрали их с Рокси в комнате, чтобы огласить эту печальную новость. Неужели и в этот раз семья воспринимала все так же серьезно, как и смерть?

Я думала поехать прямо в гостиницу, так как чемодан все-таки со мной, — сказала Брук дрожащим от волнения голосом, — но решила, что стоит все-таки заехать и сказать, что я остаюсь и собираюсь работать с Ником над витражами. Моя работа в городе никоим образом не повлияет ни на кого из вас. Завтра я найду себе квартиру, и вы даже не будете знать, что я в городе.

Брук сглотнула слюну и вдруг поняла, что никто из родных — ни мать, ни отец, ни Рокси, не собирались разговаривать с ней. Выражение их лиц оставалось прежним. С болью в сердце она медленно побрела к двери. Перед тем как открыть ее, она оглянулась. Слезы застилали ей глаза, губы дрожали, чувства мешали словам.

Мне очень жаль, что я поставила вас в неловкое положение. Но этот город забрал у меня слишком много, он должен вернуть мне этот шанс сделать здесь что-то важное, и я собираюсь использовать его.

Она открыла дверь, и собиралась выйти, но вопрос матери остановил ее до того, как она успела переступить порог:

- Ты собираешься переехать в гостиницу с этим мужчиной?

Брук оглянулась, с трудом понимая смысл слов матери.

- Нет, я переезжаю одна. Я уже говорила, что между мной и Ником ничего нет.

- Тогда зачем тебе приносить в жертву свою честь, репутацию, все, над чем ты трудилась целых семь лет, если он для тебя ничего не значит?

- Потому что я художник! — выкрикнула Брук, — хороший художник. У меня никогда не было возможности создать что-либо подобного масштаба!

- Ну почему же, ты уже создала кое-что подобного масштаба, — сказала мать, — семь лет назад.

Обида больно ударила в сердце, Брук прижалась лбом к распахнутой двери, потом резким движением смахнула слезы с лица. Через секунду она посмотрела на Рокси, но обнаружила, что сестра больше не смотрит на нее: она уставилась в пол, как будто само присутствие Брук ее утомляло.

- Действительно, все это бесполезно, — сказала Брук, и слезы с новой силой потекли по ее лицу, — я никогда не смогу заставить вас поверить мне. Вы не поверили, что между мной и Ником ничего не было в первый раз, тогда почему вы должны мне верить сейчас?

- Потому что вы оба свободны и привлекательны, — недоверчиво пробормотал отец, — и уже хорошо знакомы.

- Ну и что? — спросила Брук. — Мы оба уже взрослые и у нас деловые отношения. Это никого не ранит. Это никого не предает.

Ее голос сорвался, и она почувствовала себя ребенком, умоляющим папочку погулять после десяти часов. Все это было смешно, и она больше не собиралась играть в эту игру.

- Я буду в гостинице «Блуджей», впрочем, это единственная гостиница в городе, — сказала Брук.

Затем она закрыла дверь и пошла не оглядываясь.

Когда Брук сняла номер в гостинице «Блуджей», единственном мотеле в городке, было почти восемь. Грязное здание находилось в бедном квартале города, напротив бара, где практически каждую ночь кого-то арестовывали. Домашние ссоры и крики, раздававшиеся из домов по соседству с мотелем, служили развлечением в ночное время для тех, кто не спит. По крайней мере, так было семь лет назад, и незаметно было, чтобы что-то изменилось. Порядки в Хайдене были жестокими и их не позволялось нарушать.