Jæger – i krig med eliten - страница 15

Как здесь выживают пациенты - выше моего разумения. Я сам, как егерь, жил порой в крайне грязных и примитивных условиях, и знаю, как легко слабнет и сдается организм и его иммунитет в таких условиях. Если вы не умерли от ран или болезни, то оставаться в подобном месте смерти подобно.

В конце зимы я еду в Грозный. Во всем Кавказе не найти места более "загрязненного" минами и неразорвавшимися боеприпасами. Я еду туда для того, чтобы связаться с несколькими школами, которые хотят открыть у себя наше обучение. Это довольно рискованная поездка, боевые действия в городе в самом разгаре. Каждый день русские выезжают со своих баз и располагаются на сотнях контрольно-пропускных пунктов (КПП) по всему городу, в которых они держат город в железном кулаке. Его направляют на все, что хоть напоминает сопротивление. Регулярно происходят бои с использованием тяжелого вооружения. Ночью русские укрываются на своих базах, а повстанцы вылезают на улицы и расставляют мины-ловушки. Таким образом, около 4700 русских солдат было убито в Чечне, с 1999 по 2002 гг. Потери чеченцев отличаются, в зависимости от того, кто об этом говорит. Русские говорят о 45 000, с 1994 года, когда началась первая война. Сами чеченцы, включая их известного лидера в изгнании Ахмеда Закаева, говорят о 250 000 убитых и стольких же пропавших без вести.

Мои охранники должны сопровождать меня в Грозный, но они откровенно "слабоваты" для этого. Я сомневаюсь, что они рискнут, чтобы спасти меня в непредвиденной ситуации, поэтому с удовольствием соглашаюсь на их просьбы обратиться за помощью к русским.

Таким образом, я еду, одетый в бронежилет, на заднем сидении внедорожника в компании с тремя огромными и молчаливыми русскими солдатами из элитных подразделений. Солдаты вооружены автоматами. Мои охранники из Назрани едут в другой машине сзади.

Путь из Назрани в Грозный занимает несколько часов и если бы Чечня не была зоной военных действий, то пейзаж решительно можно было бы назвать красивым. Мне открывался прекрасный вид на леса, ручьи и величественный горный хребет на юге, где выступал Эльбрус с его высотой в 5642 метра.

Но в стране идет война, и я вижу маленькие красные знаки с черепами на заборах вдоль полей. Это значит, что там есть мины. На самом поле я вижу туши крупного рогатого скота, погибшего ранее. С отвращением рассматриваю остатки нескольких собак, которых, похоже, накрыло одним взрывом.

Периодически мы останавливаемся на КПП, где бронетранспортеры и боевые машины пехоты укрываются за бетонными стенами. С их помощью русские контролируют все передвижения по дорогам. Однажды, когда мы проезжали КПП перед Грозным, внезапно БМП открыла огонь из 7.62 мм пулемета. Водитель в нашей машине не стал останавливаться разбираться, а просто благоразумно выжал газ и как можно быстрее отъехал от него.

Мы въезжаем в город и сворачиваем в сторону центра. Город куда больше шокирует меня, чем я мог себе предположить. Выражение "город-призрак" здесь как нельзя более кстати уместно. Практически все дома разбиты, разрушены или несут следы боев. Немногие люди перемещаются по улицам с сумками от рынка к дому. Даже русские солдаты, сидящие на своих бронированных машинах, кажется, находятся под влиянием этой удручающей атмосферы. Они не выглядят дисциплинированными и сосредоточенными, как можно было бы ожидать в зоне боевых действий.

Вот и центр! Мы припарковываемся и, в первый раз за всю поездку, русский, видимо командир, заговаривает со мной. Он идет со мной, а двое остаются здесь. Солдаты сразу занимают позиции у машины, направив стволы в противоположные стороны. Мои "телохранители" остаются в машине на расстоянии от нас, но один из них все же осмелился выйти и подойти ко мне. Ему нужно сделать фотоснимок, что я и разрешаю ему.

Русские немного встревожены поэтому мы быстро идем к школе. Нас встречает пожилая, седая и хрупкая женщина, которая видимо, является учителем. Она, кажется, ошеломлена нашим приездом. И относится к нам с подозрением. Кто этот иностранец, являющийся в окружении русских солдат и предлагающий ей помощь?