Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - страница 22

Образ чекиста Афанасия Ивановича, действующего под видом “тунеядца” и “алкоголика”, вступающего, благодаря этим качествам, в контакт с графиней Де Валяй и осуществляющего охрану Тани, по нашему мнению, является неприемлемым и может быть неправильно истолкован зрителем. Наделение этого образа отрицательными качествами, очевидно, понадобилось либреттистам для того, чтобы вызвать у зрителей эффект неожиданности. Образ полковника КГБ Ивана Михайловича крайне схематичен и ходулен.

Конец одиннадцатой картины, в которой “Герцог” угрожает Тане отравленной иглой, и только появление Афанасия Ивановича с пистолетом в руке из стенного шкафа спасает ее от гибели, может вызвать своей нарочитой нереальностью веселую реакцию зрителей, прямо противоположную трагической ситуации на сцене.

При таких, на наш взгляд, существенных недостатках, устранение которых без ломки основной сюжетной линии оперетты невозможно, постановка ее на сцене Театра Музыкальной комедии не может быть осуществлена, так как она создает искаженное представление о работе органов госбезопасности.

Зам. начальника Управления КГБ Иванов»[56].

На постановку оперетты был наложен запрет, причем без всяких объяснений. Исходил он, понятно, не из КГБ, а из самого Горлита, который, якобы, все решения принимает самостоятельно.

Оберегались, начиная с конца 20-х годов и до самого конца 80-х, все тайны ГУЛАГа — его география, статистические данные о числе заключенных, сведения о применении их труда на «великих стройках коммунизма» (гидростанции, БАМ и прочее).

В 60-е годы наметилась другая линия сотрудничества КГБ и Ленгорлита. В данном случае мы наблюдаем обратную ситуацию: первый консультировался со вторым по поводу, главным образом, «самиздатских» и тамиздатских» изданий, обнаруженных при обысках (подробнее см. главу «Борьба Ленгорлита с вольной бесцензурной литературой»).

Неизменно и последовательно цензура защищала свои собственные секреты. Более того, с течением времени самое слово «цензура» стало табуированным и исчезать из лексики. Цензоры стали называться уполномоченными или редакторами Главлита, а сам процесс превентивного контроля эвфемистически был заменен словом «литование». «Зали-товать рукопись» — значит получить разрешение на ее публикацию. Охрана цензурных тайн постоянно предусматривалась все теми же «Перечнями секретных сведений». Хотя, опять-таки, все прекрасно знали о существовании в стране жесточайшей цензуры, говорить о ней было «не принято», тем более — в печатных публикациях. Любая, даже самая невинная попытка такого рода неизменно пресекалась, как говорится, на корню. Больше того: после «пражских событий» 1968 г. резко свернуты историко-цензурные исследования, пусть даже трактующие о делах «проклятой царской цензуры» или зарубежной практике. Истинная причина такой идиосинкразии к самому слову заключалась в боязни охранительных структур, что оно может вызвать нежелательные аллюзии. Строго охранялись все документы самой цензуры, особенно не раз уж упоминавшийся «Перечень секретных сведений», который хранился в сейфе: даже самим цензорам он выдавался под расписку.

Приведем один лишь пример. В сентябре 1973 г. ректор ЛГПИ им. А. И. Герцена обратился в Ленгорлит с письмом, в котором просил «.ознакомить старшего научного сотрудника кафедры физической электроники Хинича Н. И. с параграфом 57 перечня сведений Главлита». В ответ он получил настоящий разнос: «3 сентября к нам обратился автор работ Хинич Н. И. с просьбой ознакомить его с секретными документами, якобы необходимыми ему для работы. По установленному директивными органами порядку, Управление ни в какие отношения с авторами не вступает. Обращаю Ваше внимание, что в Вашем письме даны ссылки на секретные документы, что является недопустимым в открытой переписке»[57].

Сугубо секретными объявлялись подлинные данные статистических, медицинских и социологических обследований. Тогда ходила такая максима: «Есть ложь, есть сугубая ложь, а есть еще статистика». Данные, публикуемые в статистических ежегодниках и других официальных материалах, имели мало общего с действительностью. В духе заданного оптимизма звучал прогноз двух врачей, опубликовавших в книге «Вопросы врачебной деонтологии» (издательство «Медицина», 1978 г.) результаты своего исследования. Они ожидали, что к 2000 году прирост населения страны возрастет с 20 миллионов человек до 80, и численность населения составит чуть ли не 350 миллионов. Эта фраза, по настоянию цензора, была вычеркнута, поскольку тоже составляла военную тайну. Сейчас, учитывая события 1991 г., а также демографическую катастрофу, приведшую к резкому сокращению населения, прогноз медиков производит трагикомическое впечатление.