Каменный пояс, 1985 - страница 31
Глубочайшие раны наносили немцам наши «катюши».
Я видел первый залп «катюш» на Северо-Западе и дважды наблюдал разрывы сравнительно близко. Что сказать? Враг заслужил своей злобой, своей ненавистью к целым народам, своими зверствами эту нещадную, всесокрушающую смерть.
Я нашел в степи пушки уральцев, и земляки приняли меня в свою компанию: все-таки лишние руки в этом море огня, грохота, ругани и стонов.
Схватка была долгая и кровавая, и газета «В атаку!» посвятила ей половину страницы. Правда, публикация состоялась не сразу. Дело в том, что редактор считал: такая подборка не подборка, если в ней нет стихов, а я никак не мог выкроить время, чтобы сложить разрозненные, отрывочные строки в одно целое. Наконец это удалось, и подборку напечатали.
Открывала ее корреспонденция гвардии майора И. Сорококенди «Бой батареи с 64 немецкими танками». Офицер подробно, насколько позволяли обстановка и размер газетного листа, рассказал о героях схватки.
Старший сержант Григорий Ильинский, наводчик Александр Жигулин, заряжающий Петр Савин, замковый Михаил Кондрашин и многие другие не склонили гордых голов перед немецкой броней. На почерневшем снегу до конца войны застыли девять мертвых танков с крестами на броне. Уцелевшие пятьдесят пять танков повернули назад и бежали с поля боя. Пятьдесят пять, — представьте себе эту картину!
Рядом с корреспонденцией Ивана Сорококенди стояли мои стихи —
Ах, как хотелось после войны узнать порой: уцелели ли мои знакомые, мои друзья, мои побратимы в многолетней буре огня. Но это трудно очень, так как мы, за редким исключением, не записывали адресов. Я теперь часто жалею о тех промашках.
А ведь такой адрес — порой единственный путь, на котором можно найти солдата или память о нем.
Но вернемся к сражению в междуречье Волги и Дона, к его чудовищному огню, напряжению, ранам и жертвам. Сбитый с позиций на Мышкове враг, прикрываясь танковыми арьергардами, пятился и отходил за реку Аксай.
Двадцать пятого декабря наши войска вышли к Аксаю, а через два дня 7-й танковый корпус Павла Алексеевича Ротмистрова, которым усилили нашу армию, прорвался на западную окраину Котельникова. Еще через день танкисты захватили там полевой аэродром неприятеля. На взлетных полосах горбились пятнадцать исправных боевых самолетов, рядом громоздились горы боеприпасов и цистерны с горючим…
Побывав на аэродроме вслед за танками, я не замедлил отправить оперативную корреспонденцию в газету.
Двадцать девятого декабря немецкий гарнизон Котельникова был полностью уничтожен и пленен. Остатки группы «Гот» в страхе отходили на запад и юго-запад.
Котельниково, то самое Котельниково, от которого две с половиной недели назад Манштейн и Гот, совершенно уверенные в полном успехе «Зимней грозы», начали свой поход к Сталинграду, теперь праздновало свое освобождение. 7-й танковый корпус генерал-майора Ротмистрова тогда же был преобразован в 3-й Гвардейский, Котельниковский, а сам Павел Алексеевич стал генерал-лейтенантом и одним из первых кавалеров только что учрежденного полководческого ордена Суворова.
За эти дни беспощадных боев Манштейну и, главным образом, Готу были нанесены глубокие раны. Только наши гвардейцы уничтожили и пленили шестнадцать тысяч солдат и офицеров врага, захватили триста семьдесят четыре орудия, семьдесят танков, двадцать самолетов, множество оружия. Дорого обошлась Гитлеру его «Зимняя гроза»!
Нелегок был наш путь от Сталинграда на запад, путь фантастических побед и бесчисленных могил. На нем остались погребальные холмы, над которыми навечно застыли разбитые танки с красными звездами на бортах. Это было великое право красных экипажей — покоиться под броней своего Отечества.