Каникулы в Бракьенском поместье - страница 8
Удивляюсь:
- Вы не будете звать слуг?
- А зачем? - Он смеется. - Слуги еще спят - и пускай себе. Я из небогатой семьи, привык все делать сам.
Не сдержав любопытства, спрашиваю:
- Скажите... откуда вы родом?
Робер отвечает сразу, словно ему давно хотелось об этом поговорить.
- Я сицилиец. Мой отец участвовал в заговоре против Фердинанда, который - вы наверняка слыхали - возомнил себя королем обеих Сицилий. Заговор раскрылся. Нашей семье пришлось бежать во Францию, в холодный серый Париж. Знаете, сколько мне тогда было? Десять лет. А братьям и того меньше...
- Как же вы устроились на новом месте?
- Отцу принадлежит небольшая харчевня в парижском предместье. Там трудится вся моя семья: отец, мать, двое братьев. И я, - он вздыхает, - был бы сейчас с ними, если бы по воле случая не оказался в Парижской школе изящных искусств. Помню, я помогал родителям и пел за работой. Меня заметил один из посетителей, попросил напеть какую-то мелодию, сказал, что мне нужно учиться... - Не прерывая рассказа, Робер забирается на стул и начинает вбивать гвоздь. - Посетитель уехал, но через несколько дней вернулся, забрал меня с собой и отдал в услужение старому музыканту. Там я научился нотной грамоте и игре на нескольких инструментах. Мне было двадцать лет, когда музыкант умер, оставив мне небольшое наследство - ровно столько, чтобы хватило на пять лет учебы в школе изящных искусств. Что ж, четыре года позади, надо полагать, теперь я знаю мно-о-гое... - Он делает широкий жест, стул под ним шатается.
- Ох... Пожалуйста, осторожнее! Кем же вы станете, когда доучитесь? Музыкантом? Певцом?
Робер отвечает не сразу. Он привязывает веревку, спрыгивает со стула, переносит его к противоположной стене комнаты, берет второй гвоздь. Наконец говорит:
- Сам не знаю. В свободное время я даю уроки музыки, но заработок так мал... Попробую устроиться в какую-нибудь труппу - если только найдутся желающие слушать мое пение.
Я вспоминаю, какое впечатление произвел на меня голос Робера, и горячо поддерживаю:
- Обязательно найдутся! - Затем, подумав, добавляю. - Если вам этого и вправду хочется.
Робер улыбается доверчивой, почти детской улыбкой.
- Знаете, чего мне хочется на самом деле? Подвязывать лозы в собственном винограднике и петь не по заказу, а от души. Для себя и для тех, кого я люблю.
Вскочив на стул, он быстро забивает гвоздь, натягивает веревку и развешивает полотнища так, чтобы между ними оставался небольшой зазор. Управившись, с минуту любуется делом рук своих.
- Теперь у каждого из нас - своя комната! Впрочем... чего-то здесь не хватает.
- Чего же?
- Сейчас увидите!
Он снова убегает, но уже через минуту я слышу в коридоре скрежет и пыхтение. В дверном проеме появляется огромное кресло, за ним - раскрасневшийся, отдувающийся Робер.
- Вот! Вам должно понравиться...
Гляжу на кресло, словно кокетка, которой подарили букет роз, и растерянно бормочу:
- Мне так приятно... спасибо!
Робер втаскивает кресло в комнату, устанавливает его напротив камина. Получилось и впрямь хорошо.
Говорю:
- Знаете, мне бы хотелось здесь жить.
Робер вдруг становится серьезным. Смотрит на меня сочувствующим взглядом.
- Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем...
***
Фонарь заправлен маслом и горит ровным светом. За окном идет снег вперемешку с дождем. Тихо.
Вот уже несколько часов, как Робер ушел расспрашивать друга. Я не волнуюсь, мне спокойно и непривычно тепло. Снежная взвесь за окном, переплетающиеся ветви деревьев на фоне бледно-матового неба... Всем этим можно любоваться бесконечно.
По коридору прошла служанка - угловатая девица в сером платье и белом переднике. Подмела пол в зале, разожгла камин, сменила свечи в канделябрах. Ко мне не зашла. Видимо, Робер предупредил прислугу, что все будет делать сам.
Но вот и его шаги. Медленные. Узнал что-то плохое... обо мне?
Робер заходит и, увидев меня, обрадовано улыбается, но тут же мрачнеет. Вид у него растерянный.