Канун трагедии - страница 6

В западной историографии в 90-е годы почти не появилось серьезных новых трудов по рассматриваемому периоду. Их оценки имелись лишь в книгах, посвященных Советскому Союзу 30 — 40-х годов и т.п.

Одновременно активизировались историки Польши и стран Балтии. В этих государствах было издано множество публикаций документов и исследований, в которых СССР подвергался рез­кой критике за "оккупацию" части Польши и Прибалтики, за массовые репрессии против местного населения. Ряд историков этих стран включились в кампанию на государственном и обще­ственном уровнях, целью которой было добиться от нынешней России извинений и покаяния за события 1939— 1941 гг. Они по­литизировали историю, игнорировали вопрос о сущности тех режимов, которые существовали в странах Балтии до 1940 г., пренебрегали всесторонним анализом предвоенной ситуации, ограничиваясь осуждением Советского Союза.

В 2007 г. в Стокгольме опубликована книга эстонского исто­рика Магнуса Ильмярва "Тихое подчинение", в которой впер­вые в историографии стран Балтии на основе большого масси­ва архивных и прочих документов рассматриваются внутрен­ние аспекты политики этих стран в конце 30-х годов, сделан ак­цент на авторитарном характере режимов Пятса, Сметоны и Ульманиса, которые, по мнению автора, во многом ответствен­ны за судьбу Прибалтики в 1939— 1940 гг.^>15

В напряженную атмосферу дискуссий, проходивших вокруг событий 1939— 1941 гг., "добавляли жару" и книги упомянутого Суворова^>16. Эти события стали неким новым дополнительным поводом для возобновления споров о советской системе в целом, о роли Сталина и по многим другим вопросам, связанным с исто­рией страны в XX столетии. Особого накала достигали дискус­сии, когда речь заходила об освещении Второй мировой и Вели­кой Отечественной войн, а также предшествовавшего периода в учебниках по истории, прежде всего для средней школы.

Обобщая сказанное, можно определить следующие момен­ты в отечественной историографии рубежа XX и XXI вв. в оценке рассматриваемого периода. Картина событий часто ри­суется односторонне, не всегда учитываются сложность и мно­гоплановость различных и противоречивых факторов. Наряду со справедливой критикой аморальных действий и нарушений правовых норм советских лидеров не берутся в расчет сообра­жения необходимости обеспечения безопасности страны в ус­ловиях уже начавшейся мировой войны.

Заметно активизировались и те историки, которые стреми­лись позитивно рассматривать политику и действия советского руководства и лично Сталина. В ряде случаев их доводы и аргу­менты словно возвращали историческую науку к тем оценкам и представлениям, которые господствовали в отечественной историографии в советское время до конца 80-х годов. Многие сторонники этой точки зрения пренебрегали теми сведениями и документами, которые уже были введены в научный оборот за последние 10 — 15 лет. Но и в этих трудах были использованы новые материалы, которые расширяли представление о собы­тиях тех лет, прежде всего связанных с обеспечением безопас­ности страны. Они не только оказались в эпицентре дискуссий, но сами стали неким индикатором разногласий между различ­ными политическими силами России. История дает нам подоб­ные примеры, когда те или иные события или целые периоды приобретают, причем порой весьма неожиданно, знаковый смысл, отражая отсутствие единства в обществе по важным со­временным проблемам.

К сожалению, в этом случае история снова становится за­ложницей политики, а историческая память приобретает изби­рательный и заангажированный характер. Как показал опыт 90-х годов, новые документы имели небольшое значение, ибо на первый план выходили проблемы интерпретации и трактов­ки уже известных ранее фактов и документальных свиде­тельств. В методологическом плане речь идет в сущности о раз­рыве общей сложной и противоречивой картины на отдельные части, о подчеркивании лишь той или иной стороны и тенден­ции исторического развития, что чревато либо искажением ре­альности, либо преувеличением одной из линий развития в ущерб другим.

При такой ситуации от историков требуется максимальная взвешенность и непредвзятость в оценке событий и в подходе к исследованию документов. Для большинства российских исто­риков преобладающим стал