Капитан Арена - страница 13

Как ни унизительно это было, пришлось сделать таковое признание туппанелли; но, несмотря на его правдивость, ответом ему было глубочайшее недоверие. И напрасно Орас протестовал, клялся, предлагал найти своих друзей, чтобы попросить у них денег, или вернуться в гостиницу и порыться в своем денежном сундучке — все его предложения были отвергнуты; он имел дело с неумолимыми кредиторами, на все извинения отвечавшими: никакой отсрочки, никакой жалости, деньги — немедленно, а не то — плен.

Мысль стать пленником двух молодых и, наверное, хорошеньких женщин представлялась не столь ужасной перспективой, чтобы Орас отверг этот mezzotermine[6], предложенный одной из женщин как способ уладить дело. Поэтому он вольно или невольно признал себя пленником, после чего в сопровождении двух туппанелли стал прокладывать путь через толпу, пересекая ярмарку, и в конце концов очутился на углу улочки, которую трудно было распознать в темноте, рядом с изящным, но без гербов, экипажем, куда его заставили подняться. Когда они оказались в экипаже, одна из его проводниц сняла у себя с шеи шелковый платок и завязала пленнику глаза. Затем обе они сели рядом с ним по бокам, каждая взяла его за руку, несомненно, чтобы он не пытался снять повязку, и экипаж тронулся.

Насколько в подобных обстоятельствах можно судить о времени, Орас подсчитал, что ехали они примерно с полчаса, хотя ясно, что это ровным счетом ничего не означало, ведь его стражницы могли дать указание кучеру сделать крюк, чтобы сбить пленника с толку. Наконец экипаж остановился. Орас решил, что настал момент увидеть, где он находится, и сделал движение, попытавшись поднести правую руку к повязке, однако соседка остановила его, сказав: «Еще не время!» Орас повиновался.

Ему помогли выйти, заставили его подняться на три ступеньки, затем он переступил порог, и дверь за ним закрылась. Он сделал еще шагов примерно двадцать, потом ступил на лестницу. Орас насчитал двадцать пять ступенек; на двадцать пятой открылась вторая дверь, и ему показалось, что он вошел в коридор. Он сделал двенадцать шагов по этому коридору и, пройдя в третью дверь, ощутил под ногами ковер. Тут не покидавшие его проводницы остановились.

— Дайте нам честное слово, — сказала одна из них, — что вы снимете вашу повязку, лишь когда пробьет девять часов. Сейчас без двух минут девять, так что ждать вам недолго.

Орас дал честное слово, и проводницы тотчас отпустили его. Вскоре он услышал скрип закрывающейся двери. Минуту спустя пробило девять часов. При первом ударе Орас сорвал с себя повязку.

Он находился в маленьком круглом будуаре в стиле Людовика XV, все еще, как правило, принятом во внутренних покоях сицилийских дворцов. Будуар был затянут розовым атласом с рисунком в виде длинных ветвей, на которых висели цветы и фрукты натурального цвета; мебель, покрытая тканью, похожей на ту, которой были обиты стены, состояла из канапе, одной из тех козеток со спинкой, какие производят еще и в наши дни, из трехчетырех стульев и кресел и, наконец, пианино и стола с французскими и английскими романами, на котором имелись все письменные принадлежности.

Свет проникал с потолка, а рама, сквозь которую он проходил, открывалась снаружи.

Орас заканчивал свое исследование, когда вошел слуга с письмом в руке; слуга был в маске.

Орас взял письмо, поспешно открыл его и прочитал следующее:

«Вы наш пленник по всем законам Божеским и человеческим, а главное, по праву сильного.

Мы можем по собственной воле сделать Ваше заключение суровым или приятным, мы можем поместить Вас в темницу или оставить в будуаре, где Вы находитесь теперь.

Выбирайте».

— Черт возьми! — воскликнул Орас. — Мой выбор сделан; ступайте и скажите этим дамам, что я выбираю будуар, но, как можно предположить, выбор мне предоставляют с каким-то условием, так вот, скажите им, что я прошу сообщить мне это условие.

Слуга удалился, не проронив ни единого слова, а через минуту вернулся со вторым письмом в руке; Орас взял его с не меньшим нетерпением, чем первое, и прочитал следующее:

«Вот при каких условиях Ваше заточение сделают приятным: