Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика) - страница 37

— Не густо, — говорит Старчак. Но тут же добавляет старую поговорку пекарей: — Соображай по муке, воды хватит… Если соображать, всегда получится густо…

Старчак протянул руку Ильинскому, передавшему управление самолетом второму пилоту.

— Без запасного прыгаешь? — спросил Ильинский. Старчак кивнул:

— Одного хватит. Лучше полпуда взрывчатки взять… Попрощались. Командир десантников направился к двери и вышел на крыло, а командир корабля вернулся в свою рубку.

…Самолеты пошли, не разворачиваясь, дальше на запад, чтобы враг не мог обнаружить место выброски десанта.

Когда Старчак приземлился, было 23 часа 25 минут. Пятнадцатое декабря срок высадки десанта — должно было наступить через 35 минут. Начался рейд во вражеском тылу.

Капитан стал собирать группу: выброска производилась с небольшой высоты, и большинство оказалось поблизости. Не нашли только двух — Демина и Линовиченко. Линовиченко не выпрыгнул. Он, когда пришла его очередь, встал в дверном проеме и судорожно уцепился за поручни.

В фюзеляже остались трое: Линовиченко, Васильев и бортмеханик.

— Будешь прыгать?! — крикнул Васильев. Линовиченко молчал.

— Вот ты какой, гад! — Васильев бросился к дверям и Отшвырнул Линовиченко в сторону.

— Я пошел, механик! — Васильев выскочил на крыло и, наклонившись, ринулся вниз…

Бортмеханик, немолодой уже техник-лейтенант, в замасленном меховом комбинезоне, подошел к Линовиченко, сидевшему на моторных чехлах.

— Сдать оружие! Трус… Линовиченко отдал автомат и кинжал.

— И парашют сними. Ты не десантник, а… Сколько вылетов сделал, а такого, как ты, не видел. После тебя дезинфекцию делать придется.

Линовиченко было все равно. Он жив сегодня, сейчас, сию минуту — и в этом для него было все…

— Черт с ним, с этим Линовиченко! — махнул рукой Старчак, когда я завел речь о нем. — Я, признаться, не очень огорчился, не найдя его. Конечно, досадовал, что взял такого труса в полет, но — дело прошлое, не исправишь. Вот в Демине, — продолжал Старчак, — в Демине я был уверен, как в самом себе, и, не найдя его, встревожился. И в эту ночь, и потом я всем группам давал попутное задание — отыскать Демина.

— Нашли?

— Не удалось, — вздохнул Старчак.

Я не отстал от Старчака, пока он не рассказал мне о Демине, а потом напомнил еще об одном обещании — рассказать о другом кольчугинце — Бурове.

— За мной не пропадет, — улыбнулся Старчак, — Только как-нибудь в другой раз.

Вот что узнал я о Демине.

Его не нашли потому, что он оказался в десяти километрах от места сбора.

Десантники прыгали из двери и двух бомбовых люков. Демин зацепился хлястиком куртки за створки люка и не смог сразу отделиться от самолета. Пока он возился, прошло две-три минуты, и бомбардировщик отлетел уже довольно далеко от места выброски десанта.

Наконец Демин выпрыгнул. Когда летел вниз, покачиваясь на стропах под свистящим куполом парашюта, думал лишь об одном: «Где найти своих?»

Приземлился, закопал парашют и пошел по снежному полю, туда, где, по его расчетам, было место сбора.

Вышел на дорогу — по целине идти было невмоготу — и, чутко вслушиваясь в ночные шорохи, пошел дальше. Тихонько поскрипывал снег под ногами, порывы ветра доносили откуда-то лай собак. Демин прошел километра три и остановился: вдалеке темнела деревня.

Там, словно заметив что-то, выстрелили в темное небо ракетой, и несколько секунд все было залито неживым, холодным светом. Демин не шевелился; в своем белом халате он был невидим. Потом ракета потухла — и наступила тьма, еще более густая, чем раньше.

Следом за первой ракетой в небо взлетела вторая, третья… Застрекотал пулемет, и пули засвистели над Деминым.

Немцы били наугад, вдоль дороги, может быть, заранее, еще засветло, пристрелявшись. Демин рассчитывал, что пулеметчики постреляют-постреляют и бросят и можно будет идти дальше.

Вдруг он почувствовал тупую боль в ноге. Такую, какая бывает, когда в горячке футбольной схватки ударят невзначай.

Боль не проходила, и Демин понял, что ранен. Он отошел от дороги и, добравшись до ближнего овражка, стал спускаться в ложбину. Он шел по дну оврага, стараясь весь свой вес переносить на здоровую ногу: правой было больно ступать.