Карельская тропка - страница 19

Сизая чайка — большая, сильная птица, прекрасный охотник за мышами и неплохой рыболов. Крепкий клюв и быстрые крылья помогают этим чайкам легко расправляться даже с серыми воронами, показавшимися около чужих гнезд. И я сначала испугался: не задумала ли эта птица чего дурного, усевшись на коляску.

Птица увидела меня, расправила крылья, качнула коляску и, отлетев совсем недалеко, уселась на камни напротив моего крыльца. Там, на камнях, сидели и другие чайки, которых я только что угощал на берегу озера. Птицы явно желали продолжить завтрак, и мне ничего не оставалось делать, как вернуться к плите, выловить из котелка, в котором уже согрелась вода, несколько плотвичек и разложить их на камнях рядом с крыльцом.

Чайки повертели головками, повременили, а потом одна за другой, кто на крыле, а кто переступая по-вороньи с ноги на ногу, направились к угощению, подобрали его и, не торопясь, полетели в конец острова.

С тех пор чайки частенько бродили около моего дома, сидели напротив крыльца, на крыше старого амбара и почти не боялись нас! Иногда, позавтракав здесь же, над моим крыльцом, птицы устраивали крикливые игры-полеты. Они носились над самой коляской, где лежал мой сынишка и таращил глазенки на больших белых птиц… Не знаю, запомнил ли мой сын еще тогда этих доверчивых красивых чаек, которые летали над нашим домом, но только любовь к чайкам у него появилась с первыми самостоятельными шагами по земле. И мне очень хочется верить, что такая любовь может привести к большой любви ко всему живому, к любви светлой, как ясное летнее небо, и чистой, как вода карельских озер.

На рыбную ловлю я отправлялся каждый день ранним утром и порой видел наших чаек в конце деревни, на берегу, у самой воды. На следующий день птиц там уже не было, но проходило еще дня два, и чайки снова собирались по утру на том же самом месте. И что меня удивило: рядом с чайками, также у воды, крутились серые вороны, которых летом на нашем острове обычно и не увидишь…

Ворон рядом с сизыми и озерными чайками я обычно встречал по весне на полях, когда с полей сходила полая вода — в это время и чайки, и вороны охотились за мышами, которые, спасаясь от весенней воды, покидали свои норки и жались на кочках среди прошлогодней травы и редкого жнивья. Добычи на полях хватало всем, и чайки мирились тогда с присутствием ворон. Но вороны, собравшиеся вместе с чайками на нашем острове, меня насторожили, и мое опасение скоро подтвердилось.

В конце нашей деревни были старые рыбацкие тони, места удобные для ловли неводом, места с чистым дном и пологим берегом, куда можно вывести тяжелую и громоздкую снасть. Когда-то на этих тонях промышляла рыбацкая артель. Артель давно закрыли, но тони не забылись, и сейчас на эти тони нет-нет да и наезжали «рыбачки», тайно державшие у себя невода. За невод полагался штраф и конфискация снасти, а потому таковую, запрещенную и опасную ловлю устраивали среди ночи, тихо подобравшись к острову на лодках. Невода, которыми «баловались» такие «рыбачки», шились из мелкой капроновой сетки, и такая сетка, как частое сито, подбирала со дна озера все живое. Крупную рыбу хапуги ссыпали в корзинки, а мелкую рыбешку вываливали на берег.

Ночные разбои из-за малонаселенности нашего острова порой сходили с рук. Вот об этих ночных налетах и рассказали мне сизые чайки, отыскав на берегу перетертых снастью, раздавленных подошвами сапог рыбешек-мальков.

Подобрав загубленную рыбешку, чайки и вороны разлетались в разные стороны — вороны в лес, чайки к себе на каменистые острова. Воронам, возможно, и хотелось заглянуть туда, где только-только подрастали птенцы чаек, но путь к островам серым разбойникам был закрыт до тех пор, пока птенцы не попробуют свои крылья. И лишь тогда на каменистых островах нет-нет да и замечал я серых ворон.

К этим островам у ворон был особый интерес… Зайдя на отмели чуть ли не по грудь в воду, ворона доставала клювом раковины беззубок и разбивала их на камнях. На такую подводную охоту вороны заявлялись сразу целым отрядом. Одни птицы сосредоточенно расхаживали по воде, высматривая добычу, другие возились на берегу с неподатливыми раковинами, а третьи, самые, видимо, находчивые, поднимались с добычей вверх и бросали раковины на камни…