Карибская сага - страница 24
Вогул так долго смотрел на фигурку белого медведя и так непонятно улыбался при этом, что Ёнька, занервничав, недовольно и боязливо запыхтел за его спиной.
Шаман посмотрел Нику в глаза. Тепло так посмотрел, с явной приязнью, спросил негромко:
– Как там Афоня поживает?
– Очень даже хорошо поживает, – ответил Ник. – Вот, год назад дедушкой, наконец-таки, стал. Пожалела его Светлая Тень, простила старые грехи. Внук и внучка теперь у Афони есть, близнецы.
– Это хорошо, что близнецы, – согласился Вогул и замолчал, задумчиво прикрыв глаза.
Минут через пять опять нетерпеливо заныл Ёнька:
– Вогул, товарищ Озеров, твою мать! Ты же обещал мне отдать девку. Чего тянуть-то? Можно, я к ней пойду, пока ты разговариваешь с этими псами? Можно, а? Так я пойду?
– Иди, – равнодушно разрешил шаман. Не торопясь, взял в руки карабин, прислонённый к берёзовому пеньку, развернулся и выстрелил уходящему Ёньке в спину.
Отзвучало долгое протяжное эхо. Вогул снова, будто совсем не умея торопиться, осторожно прислонил карабин к молодой сосёнке, внимательно посмотрел Нику в глаза, укоризненно покачал головой:
– Почему раньше медвежонка не показал? Всё совсем по-другому могло быть. И Ёнька пожил бы ещё. Бегал бы сейчас в стойбище за оленихами. Глядишь, и поумнел бы – со временем…
– Зачем же ты его убил? – уточнил Ник. – Я же тебя об этом не просил, мог бы и не стрелять.
Шаман только печально улыбнулся и снисходительно, словно малолетнему несмышлёнышу, объяснил:
– Его уже было не остановить по-хорошему. Больно уж приглянулась ему девчонка ваша заграничная. Кстати, плечо-то ей Ёнька тогда и прострелил. Думал, что ты её обратно отправишь, а его назначишь в провожатые. Если бы Ёнька узнал, что всё отменяется, сам бы нас всех порешил. И даже не поморщился бы…
Тело Ёньки положили под корневище-выворотень и забросали камнями. Переместили лагерь километра на два в сторону, развели новый жаркий костёр. Банкин сидел возле дрожавшей Мэри, нежно гладил её тонкие руки, что-то ласково шептал по-английски.
Чтобы не смущать влюблённых (а всё шло к тому), Ник и Вогул устроились по другую сторону костра, неторопливо, как и надлежит солидным, знающим себе цену людям, повели деловой разговор.
– Значит, тебе нужен Синица, – уточнил шаман, лениво дымя своей старой трубочкой.
– Непременно нужен, – подтвердил Ник, прикуривая папиросу от маленькой горящей ветки, ловко вынутой из костра.
– А зачем?
– Вещь одна пропала. Барченко тогда её взял из капища, да и продал, гад, какому-то иностранцу. Синица точно знает – кому. Вот, пусть и расскажет.
– И всё? – недоверчиво прищурился Вогул. – Больше ничего тебе не надо там, на Сейдозере?
– Больше ничего, – подтвердил Ник. – Даю честное шаманское слово.
Помолчали, скупо пуская в небо табачный дым.
– Значит, Чашу хочешь найти и в Москву желтоглазому человеку отвезти, – уверенно подытожил шаман.
Ещё помолчали.
– Ты это про товарища Сталина? – как бы между прочим спросил Ник.
Вогул лишь поморщился.
– Не, этот тут не при делах. Там другой есть – с волчьим именем, с год назад в Кремль переехал – на постоянное место жительства. Это его вещь.
«Афоня тогда в чукотской тундре говорил про волчью кровь. Капитан Курчавый что-то про волчий ум поминал мимоходом. И эти глаза жёлтые, мелькнувшие за затемнёнными стеклами «чёрного воронка», и ещё раньше – за стеллажом на Металлическом заводе…», – старательно вспоминал Ник, мысли завертелись как белка в колесе: – «Этот шаман про волчье имя талдычит. Кто же это? Кто? Мать моя женщина, какой же я дурак! Это же они про Вольфа Мессинга! Что я знаю про него? Надо всё вспомнить. Обязательно – всё. Итак…»
– Эй, начальник, ты где? – вернул его на землю насмешливый голос Вогула. – Потом подумаешь обо всём. В тишине, когда ночью будешь дежурить у костра. Сам чего не поймёшь – Небесная Тень подскажет. Сейчас давай о деле поболтаем. Согласен?
– Согласен, – благодарно улыбнулся Ник. – Кстати, большое спасибо тебе, Вогул. Подсказал ты мне здорово, надоумил, так сказать.
– Какие счёты, мы же с тобой – почти братья. В одной лодке сидим. Веслами гребём. Страннику помочь – честь для