Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 20
Но стоило гентцам дрогнуть под обрушившимся на них градом стрел, как удержать всю эту молодежь было уже невозможно; бастард Бургундский одним из первых опустил древко копья на упор и вместе с воинами из своей свиты ринулся в самую гущу беглецов, но одним из первых и поплатился за свою отвагу.
На нем не было латного ошейника: без сомнения, он подумал, что эта дополнительная деталь доспехов бесполезна, когда имеешь дело с подобным мужичьем.
Однако какой-то крестьянин, преследуемый им, обернулся и метнул пику ему в горло; острие прошло под челюстью и проникло в мозг.
Молодой человек свалился мертвый.
Но он был жестоко отомщен! Все, кого взяли в плен — а в плен взяли многих, — были зарезаны или повешены.
Герцог был в отчаянии.
— Даже если я повешу и зарежу сто тысяч, — воскликнул он, — это не возместит потери, которую я понес!
Он обожал бастарда почти так же, как своего законного сына.
Тело убитого было поднято и торжественно перенесено в Брюссель, где заботами герцогини ему были устроены пышные похороны.
После этого официальным бастардом стал другой внебрачный сын герцога: это был сын благородной девицы Мари де Тьеффери. Он принял имя бастарда Бургундского, которое и носил с тех пор.
Что же касается молодого графа де Шароле, то он был разочарован: ему не удалось ничего совершить во время этого достославного сражения при Рюпельмонде, и он был всего-навсего свидетелем битвы, в которой участвовал один лишь авангард.
Чтобы утешить сына, герцог направил его в Васландию выяснить, возможно ли довершить там усмирение мятежников.
Карл обнаружил в Морбеке укрепившийся там отряд гентцев. Несомненно, с ними был какой-то инженер, ибо их оборонительные сооружения были выполнены великолепно.
Стояла ужасающая жара; несколько воинов, облаченных в латы, потеряли сознание, а двое умерли от удушья.
Однако граф де Шароле вопреки всему хотел атаковать; ему объясняли, что люди разбиты усталостью и изнурены жарой, ему показывали оборонительные сооружения, сделанные рукой мастера, но все было тщетно: он заявил, что ему безразличны число этих мужланов и мощь их позиции.
Тогда его воспитатель барон д’Окси, сир де Тернан и сир де Креки окружили его и стали порицать его за этот пыл, говоря ему, что по юношескому неразумению он намеревается погубить дело своего отца; но принц настаивал на своем тем больше, чем сильнее его хотели удержать.
Наконец он уступил.
— Однако, — произнес он, — давайте, по крайней мере, переночуем здесь, на виду у этих разбойников, а пока пошлем за артиллерией и подкреплением. Подкрепление и артиллерия прибудут ночью, и завтра мы будем атаковать.
Военный совет не согласился с этим, и принцу пришлось подчиниться. Он отступил, вырывая на себе волосы, рыдая от ярости и крича:
— Придет день, и хозяином буду я!
Он и в самом им стал — к несчастью для себя и для Бургундского дома.
Тем временем, в ответ на письмо гентцев, король Франции выступил посредником между ними и их герцогом; однако король Франции, атакованный, как уже было сказано, англичанами и обеспокоенный поведением дофина, о котором мы вскоре поговорим, не имел возможности проявить должную настойчивость в этих переговорах. Так что после полуторамесячного перерыва военные действия возобновились.
Однако на этот раз гентцы укрепились уже в собственном городе; речь шла о том, чтобы выманить их на открытое пространство. Сделать это попытались с помощью хитрости, а точнее — предательства.
Рассказывая о возобновлении военных действий, последуем вначале за герцогом. Затем дойдет очередь и до предательства.
Намереваясь начать новую кампанию, герцог покинул Лилль и направился по дороге на Куртре.
На его пути находилась крепость Шендельбеке; гентцы поставили там гарнизон из двухсот человек.
Подступы к крепости защищала небольшая башня, находившаяся впереди нее; там укрылись двадцать человек.
Бургундская армия начала с того, что осадила башню.
Лучники расположились таким образом, чтобы поразить своими стрелами каждого, кто появится на крепостной стене.
Однако стена эта была чрезвычайно высокой, и фламандцы поднимались на нее скрытно, так что осада угрожала затянуться сверх меры.