Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 20

стр.

Но стоило гентцам дрогнуть под обрушившимся на них градом стрел, как удержать всю эту молодежь было уже невозможно; бастард Бургундский одним из первых опустил древко копья на упор и вместе с воинами из своей свиты ринулся в самую гущу беглецов, но одним из первых и поплатился за свою отвагу.

На нем не было латного ошейника: без сомнения, он подумал, что эта дополнительная деталь доспехов бес­полезна, когда имеешь дело с подобным мужичьем.

Однако какой-то крестьянин, преследуемый им, обер­нулся и метнул пику ему в горло; острие прошло под челюстью и проникло в мозг.

Молодой человек свалился мертвый.

Но он был жестоко отомщен! Все, кого взяли в плен — а в плен взяли многих, — были зарезаны или пове­шены.

Герцог был в отчаянии.

— Даже если я повешу и зарежу сто тысяч, — восклик­нул он, — это не возместит потери, которую я понес!

Он обожал бастарда почти так же, как своего закон­ного сына.

Тело убитого было поднято и торжественно перенесено в Брюссель, где заботами герцогини ему были устроены пышные похороны.

После этого официальным бастардом стал другой вне­брачный сын герцога: это был сын благородной девицы Мари де Тьеффери. Он принял имя бастарда Бургунд­ского, которое и носил с тех пор.

Что же касается молодого графа де Шароле, то он был разочарован: ему не удалось ничего совершить во время этого достославного сражения при Рюпельмонде, и он был всего-навсего свидетелем битвы, в которой участво­вал один лишь авангард.

Чтобы утешить сына, герцог направил его в Васландию выяснить, возможно ли довершить там усмирение мятежников.

Карл обнаружил в Морбеке укрепившийся там отряд гентцев. Несомненно, с ними был какой-то инженер, ибо их оборонительные сооружения были выполнены великолепно.

Стояла ужасающая жара; несколько воинов, облачен­ных в латы, потеряли сознание, а двое умерли от уду­шья.

Однако граф де Шароле вопреки всему хотел атако­вать; ему объясняли, что люди разбиты усталостью и изнурены жарой, ему показывали оборонительные соору­жения, сделанные рукой мастера, но все было тщетно: он заявил, что ему безразличны число этих мужланов и мощь их позиции.

Тогда его воспитатель барон д’Окси, сир де Тернан и сир де Креки окружили его и стали порицать его за этот пыл, говоря ему, что по юношескому неразумению он намеревается погубить дело своего отца; но принц наста­ивал на своем тем больше, чем сильнее его хотели удер­жать.

Наконец он уступил.

— Однако, — произнес он, — давайте, по крайней мере, переночуем здесь, на виду у этих разбойников, а пока пошлем за артиллерией и подкреплением. Подкре­пление и артиллерия прибудут ночью, и завтра мы будем атаковать.

Военный совет не согласился с этим, и принцу при­шлось подчиниться. Он отступил, вырывая на себе волосы, рыдая от ярости и крича:

— Придет день, и хозяином буду я!

Он и в самом им стал — к несчастью для себя и для Бургундского дома.

Тем временем, в ответ на письмо гентцев, король Франции выступил посредником между ними и их гер­цогом; однако король Франции, атакованный, как уже было сказано, англичанами и обеспокоенный поведе­нием дофина, о котором мы вскоре поговорим, не имел возможности проявить должную настойчивость в этих переговорах. Так что после полуторамесячного перерыва военные действия возобновились.

Однако на этот раз гентцы укрепились уже в собствен­ном городе; речь шла о том, чтобы выманить их на открытое пространство. Сделать это попытались с помо­щью хитрости, а точнее — предательства.

Рассказывая о возобновлении военных действий, последуем вначале за герцогом. Затем дойдет очередь и до предательства.

Намереваясь начать новую кампанию, герцог покинул Лилль и направился по дороге на Куртре.

На его пути находилась крепость Шендельбеке; гентцы поставили там гарнизон из двухсот человек.

Подступы к крепости защищала небольшая башня, на­ходившаяся впереди нее; там укрылись двадцать чело­век.

Бургундская армия начала с того, что осадила башню.

Лучники расположились таким образом, чтобы пора­зить своими стрелами каждого, кто появится на крепост­ной стене.

Однако стена эта была чрезвычайно высокой, и фла­мандцы поднимались на нее скрытно, так что осада угро­жала затянуться сверх меры.