Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 35

Добрый герцог был приведен в полное замешательство подобным выражением признательности.

Крестный ход действительно был устроен и состоялся 23 и 24 сентября, а затем король отправился в путь. Добрый герцог провожал своего воспитанника вплоть до пределов города; короля, казалось, настолько глубоко печалила предстоящая разлука, что в эту минуту он готов был отложить свой отъезд; наконец он решился попро­щаться с герцогом, но при этом из глаз его лились потоки слез.

Через шесть дней в свой черед отбыл герцог Бургунд­ский — заласканный, задаренный, измученный, а глав­ное, обманутый, хотя никаких доказательств этому у него не было, если не считать собственной убежденности, однако король проделывал все это столь ловко, что при­драться было не к чему.

Отъехав на три льё от Парижа, Филипп увидел, что его поспешно догоняет какой-то крайне взволнованный человек: это был комендант Бастилии, внезапно вспом­нивший о приказе, который за шесть дней до того дал ему король, а именно вручить герцогу Бургундскому ключи от крепости, дабы он мог разместить в ней такой гарнизон, какой ему потребуется; бедняга умолял доброго герцога не говорить королю о том, что отданный им при­каз исполнен с таким опозданием, ибо, если король узнает об этом упущении, для него, коменданта, это обернется страшной бедой.

Что на это скажешь? Филипп успокоил коменданта, ободрил его, щедро одарил и отправил назад вместе с ключами.

Что же касается графа де Шароле, то он вознамерился совершить паломничество в Бургундию, в которой он родился, герцогом которой ему предстояло стать и кото­рую он с самого детства ни разу не посещал. После этого путешествия он снова присоединился к королю, находи­вшемуся в Туре.

Там его обласкали еще больше, чем это случилось со старым герцогом!

Однажды, когда граф де Шароле отправился на охоту, устроенную герцогом Менским, тот вернулся в замок один:граф пропал.

И тогда король впал в необычайный гнев; никогда прежде его не видели столь беспокойным и столь воз­бужденным; он велел бить в колокола во всех деревнях, зажечь фонари на всех колокольнях, отправил во все сто­роны разведывателей; каждая минута, которая протекала без известий, усиливала его тревогу; он изгрыз набал­дашник трости, которая была у него в руках, и поклялся ни пить, ни есть до тех пор, пока не узнает, что случи­лось с его кузеном.

Наконец, в одиннадцать часов вечера его вывел из тревожного ожидания граф де Крев-Кёр, доставивший ему письмо от графа де Шароле.

Граф действительно заблудился, но ему удалось найти хорошее пристанище, и он извещал в своем письме, что вернется лишь на следующий день.

Эти сцены были настолько прекрасно сыграны королем-актером, что невозможно было понять: при­творство это или правда.

Наконец, представилась возможность внести охлажде­ние между графом и его отцом; король, как нетрудно понять, не собирался ее упустить.

Мы уже говорили, что в Англии Белая Роза Йорков взяла верх над Алой Розой Ланкастеров. Это случилось в ходе битвы при Таутоне.

Англичане тогда как следует отомстили за нас, поуби­вав друг друга! Никогда — ни после Креси, ни после Пуатье, ни после Азенкура — на обагренной кровью земле не оставалось столько французов, сколько осталось англичан на поле битвы при Таутоне! Когда подсчитали мертвых, их оказалось тридцать шесть тысяч семьсот семьдесят шесть.

Вечером после битвы Эдуард IV стал королем.

Мать графа де Шароле принадлежала к дому Ланкасте­ров, то есть к побежденной стороне. Герцог же, вопреки этому, выступил в поддержку дома Йорков, пожертвовав родственными узами в пользу политики, союзом — в пользу выгоды.

Король, казалось, уступил настояниям графа де Шароле и обещал предоставить убежище Маргарите («Алой Розе»), если она приедет во Францию.

Она приехала, и король принял ее превосходно; он даже крестил вместе с ней только что родившегося у гер­цогини Орлеанской сына, который позднее стал Людо­виком XII. Однако что касается помощи, которую она надеялась получить от него, то король попросил ее обо­ждать благоприятного момента.

Предлог для отказа в немедленной помощи был тем более благовидным, что в это время герцог Бургундский вел переговоры о заключении перемирия с Эдуардом IV. В связи с этим Людовик XI направил к дяде посольство, которому, помимо прочего, было поручено потребовать у него, как нечто незначительное, согласие установить в Бургундии налог на соль, взимаемый в пользу короля; герцог, естественно, ответил отказом.