Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 51

Правда, у него, словно у рака, вместо отрезанных конечностей вырастали новые, а своей покалеченной рукой он почти всегда хватал какую-нибудь новую про­винцию и больше ее уже не выпускал.

Король явился на встречу с графом де Шароле.

— Мир заключен, — сказал он ему. — Нормандцы хотят герцога — что ж, они его получат!

Королю пришлось провести беспокойную ночь, ночь, предшествовавшую дню, когда он принял это решение.

Нормандия! Уступить Нормандию, провинцию, кото­рая одна давала королевству треть налоговых поступле­ний, превосходную дойную корову, кормившую всю Францию! Дать Нормандии герцога означало вручить предателю — ибо герцог Нормандии, кто бы он ни был, неизбежно становился предателем — так вот, это озна­чало вручить предателю ключи от Франции, позволить англичанам войти в Сену, эту большую дорогу, которая ведет из Гавра в Париж!

Уступить Сентонж шотландцам! Признать этот давний дар Карла VII, в минуту отчаяния отдавшего в качестве платы за войско целую провинцию, означало ослабить Ла-Рошель, которая имела бы врага в тылу!

Уступить пограничную провинцию Шампань герцогу Лотарингскому? Предать Туль и Верден, союзников Франции в течение нескольких веков, да еще не получив от герцога Лотарингского клятву верности?

И все же на это следовало пойти; главное было осво­бодить Париж и его окрестности от всех этих пожирате­лей провинций. И если для этого нужно было всего лишь заключить договоры — что ж, договоры ведь пишутся на бумаге! Sc ript a man ent?![11] Да, написанное остается, это верно, но лишь до тех пор, пока его не сожгут или не разорвут.

Король полагал, что ему удалось отделаться от всех этих людей. 3 ноября он явился в Вилье-ле-Бель, чтобы самым нежным образом распрощаться с графом де Шароле.

И тут граф объявил королю совершенно неожиданную новость: он объявил ему, что женится на принцессе Жанне, дочери французского короля!

— Но, кузен, — произнес король, — вам тридцать лет, а моей дочери всего два года!

— Я подожду тринадцать лет, — ответил граф де Шароле. — Это не слишком большая плата за союз с дочерью моего верховного сеньора, особенно если она принесет мне Шампань.

— Ах так! — воскликнул Людовик. — Значит, она при­несет вам Шампань?

— А как же! — произнес граф. — Вместе со всем, что к Шампани относится: с Лангром и Сансом, Ланом и Вермандуа.

— Чем больше она вам принесет, дорогой кузен, — сказал король, — тем труднее вам будет ждать.

— Нет, ибо покамест вы дадите мне Понтьё.

— Хорошо, пусть так, брак и Шампань ... через три­надцать лет.

— А Понтьё сейчас.

— Да, конечно, Понтьё сейчас.

И Людовик поставил свою подпись.

Наконец, граф де Шароле отбыл.

— Клянусь Пасхой Христовой! — воскликнул ко­роль. — Полагаю, что я поступил верно, иначе он потре­бовал бы у меня Иль-де-Франс для своего сына, а пока­мест Париж для самого себя!

Затем, опустившись на колени, он произнес:

— Преблагая Богоматерь Клерийская, клянусь, что я прикажу нашему серебряных дел мастеру Андре Манго изготовить для тебя серебряное изображение нашей, Людовика Одиннадцатого особы, если ты позволишь мне мало-помалу вернуть все, что мой дорогой брат и мои дорогие кузены вынудили меня разом им отдать.

Двадцать пятого ноября того же года король отпра­вился в паломничество к Богоматери Клерийской, чтобы повторить свою клятву.

По пути он получил письмо от герцога Беррийского, который извещал его, что он находится в ссоре с герцо­гом Бретонским по поводу герцогства Нормандского.

Людовик XI показал это письмо герцогу Бурбон- скому.

— Видите, — сказал он, — мой брат не может поладить с моим кузеном, герцогом Бретонским. Мне не хочется, чтобы ссорились столь добрые друзья, поэтому я лучше заберу назад у моего брата герцогство Нормандское.

Вот с этого шага и начался настоящий Людовик XI.

Однако не будем забывать, что мы пытаемся описать жизнь Карла Смелого, и потому последуем за этим достойным принцем на бастионы Льежа и Динана.

Следуя вдоль восхитительных берегов Мааса, вы можете заметить, что у Седана и Мезьера река делает большую

ПО

излучину, словно для того, чтобы отдалиться от Люксем­бурга и остаться французской, даже ценой того, что ей приходится повернуть обратно; однако она вынуждена подчиняться уклону, устроенному рукой могуществен­ного труженика, который придал форму земному шару, течь по Нидерландам и смешивать свои воды с немец­кими; но там она на мгновение снова становится фран­цузской, в последнем объятии ласково стискивая стены богатого и людного города Льежа.