Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 52

Льеж — это Франция в Нидерландах, это затерянная провинция, это выдвинутый вперед часовой; кровь, кото­рую проливают в Льеже, течет, на самом деле, из фран­цузских жил.

Напрасно говорили Льежу, что он немецкий город, что он составляет часть Вестфальского округа, что его инте­ресы находятся на севере и востоке, — он не желал ничему этому верить, упрямо продолжая поддерживать теплые отношения, торговать и вести общие дела с запа­дом и югом.

Неподалеку от Льежа высится Динан.

Основной промысел Динана, знаменитый в средние века, назывался динандерией. Динандерия — это медные котлы, кастрюли, горшки и подсвечники.

Почему этот промысел Динана был так знаменит? Об этом вам расскажет Мишле — человек, который видит все и которому сердце подсказывает то, чего он не видит глазами.

Когда Франция перешла от гражданских войн к вой­нам внешним; когда крепостной крестьянин, раб в труде и в бою, одновременно отбросил, став свободным, мотыгу, которой его принуждали обрабатывать господ­скую землю, и копье, которым его принуждали убивать на войне; когда на клочке земли, купленном ценою про­литого им пота, он отважился построить хижину, в этой хижине устраивают священный уголок — очаг.

Именно там собирается семья, именно там принимают гостя.

Центром очага служит крюк для подвешивания котла над огнем.

Крюк для котла — это олицетворение дома; кошка привяжется к дому, лишь когда ее лапы потрут об этот крюк; дом, на самом деле, не живет и не существует, пока в нем не повесят такой крюк.

Но повесить крюк — это еще далеко не все; надо, чтобы на повешенном крюке кое-что висело, а именно: котелок.

Так вот, этот котелок, этот котел или этот горшок, как его называли, — усвоенное, кстати, нами слово, которое мы еще употребляем, говоря о горшке тушеного мяса, — так вот, этот горшок, изготовленный медниками из Динана, становился божеством очага, пенатами нового дома. Родственниками считались те, кто преломляли один хлеб и ели из одного горшка.

Франция настолько хорошо понимала, что все эти жители Льежа и Динана — французы, что всегда именно в Динане и Льеже укрывались те, кто бежал от наших гражданских войн.

И вот под грохот кузниц, под гром ударяющих по наковальням молотов, под скрежет вгрызающихся в железо напильников в Льеже появляется на свет Гретри, а в Живе — Меюль.

Крепостная зависимость с давних пор исчезла на зна­чительной части Арденн, а в особенности в герцогстве Буйонском. Законом Бомона жителям было представлено право свободно пользоваться водами и лесами и возмож­ность самим избирать городское управление.

Вспомним восстание в Генте, о котором мы уже рас­сказывали и которое вспыхнуло потому, что герцог Бур­гундский отказался признать это право за горожанами.

Что же касается жителей Льежа, то для них крепостная зависимость была смягчена еще в незапамятные времена; кроме того, они обладали широчайшей свободой пользо­вания пастбищами и огромными общинными землями, на которые коммуна даже не могла порой предъявить никаких документов, настолько в легендарной древности возникло у нее это право собственности.

В те славные времена Церковь была не только охрани­тельницей, но и основоположницей вольностей Льежа. Позднее епископы станут оспаривать у него эти свободы и отнимать их, однако епископы — это ведь не Цер­ковь.

Двенадцать аббатов, ставших канониками, основали убежище при церкви святого Ламберта Льежского и учре­дили суд, чтобы поддерживать в городе мир Божий. Епи­скоп этого капитула носил звание верховного судьи пограничных земель. Правосудие кольца было широко известно в средние века. Тот, кто требовал справедливо­сти, подходил к одной из дверей епископского дворца, называвшейся Красной дверью; он приподнимал укре­пленное на ней кольцо и трижды ударял им о дверь, после чего епископ обязан был тотчас выйти и выслу­шать его. Свой приговор епископ выносил у столба пра­восудия.

Столб правосудия представлял собой колонну, увен­чанную крестом и сосновой шишкой, символом едине­ния.

Даже самый жестокий рыцарь, призванный явиться на суд к этому столбу, повиновался.

Город Льеж с его свободами на земле и под землей, с его привилегиями, дарованными кузнецам и рудокопам, являлся, таким образом, олицетворением свободы.