Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 54

Тем временем герцог Бургундский, полагая, видимо, что он еще недостаточно главенствует над Льежем, выну­дил епископа отречься от власти, вознамерившись сде­лать так, чтобы на его место был избран молодой Людо­вик Бурбонский.

Чтобы это избрание было законным, его должен был совершить капитул, являвшийся владыкой города уже в те времена, когда Бургундский дом еще не был основан, но капитул ответил отказом; и тогда герцог обратился к папе.

Папа выпустил буллу, в которой Людовик Бурбонский назначался епископом Льежским.

Новому епископу, которого Вальтер Скотт сделал в «Квентине Дорварде» почтенным старцем, было всего лишь восемнадцать лет; это был школяр из Лёвена. Он совершил свой торжественный въезд верхом; на нем был ярко-красный камзол, а голову его покрывала маленькая шапочка, сдвинутая на ухо. «Indu tus veste rubea, habens unum parvum pileum»[12]. За ним следовали двести дворян; по правую руку его ехал один бургундец, по левую — другой.

Въезд получился безрадостным. Недовольный тем, что его появление вызвало столь малый восторг, Людовик Бурбонский удалился в Юи.

При этом он потребовал, чтобы именно туда ему посы­лали деньги.

Льеж, полагая, что назначение подобного епископа было шуткой, не только не посылал ему денег, но еще и взял на себя сбор налогов, которые епископ получал с пивоваров.

Епископ закрыл суды.

Как раз в это время Людовик XI решил произвести отвлекающий маневр. Никогда еще угнетенный, ограбленный и разоренный народ не был в большей степени расположен к бунту.

Примерно в это самое время некий человек, облада­вший несомненным благородством происхождения, но сомнительной храбростью, записался в гильдию кузне­цов: это была важнейшая в городе гильдия.

Кузнецы, особенно в тот момент, когда им безусловно предстояло обменяться серьезными ударами с противни­ком, были в восторге от того, что во главе их гильдии встал дворянин, в гербе которого были три французские геральдические лилии.

Рес собрал и привлек на свою сторону несколько свя­щенников, добившись от них, что они будут проводить богослужения под открытым небом: ведь церкви, как мы уже говорили, были закрыты.

С богослужениями вопрос был решен; оставалось наладить правосудие.

Однажды утром кузнецы забастовали.

— Почему вы бастуете? — спросили у них эшевены.

— Мы бастуем и будем бастовать, — отвечали куз­нецы, — пока эшевены не восстановят суды.

— Пусть гильдии поручатся за нашу безнаказан­ность, — заявили эшевены, — и мы восстановим суды.

Из тридцати двух гильдий тридцать поручились за их безнаказанность.

Рес предложил также наложить секвестр на собствен­ность епископа.

Пример тому подал король Франции: как раз в 1465 году Людовик XI присвоил себе собственность духо­венства.

Четвертого августа король известил своих добрых дру­зей из Льежа, что по милости Божьей он наголову разбил графа де Шароле в сражении при Монлери.

Новость привез некий Ренар, которого ради этого ко­роль посвятил в рыцари, и метр Петрус Жодии, профес­сор гражданского права.

Всеобщий восторг, охвативший льежцев, был настолько велик, что они вооружились и вышли из стен города, вознамерившись сжечь какую-то из деревень в Лим­бурге.

Затем, полагая себя непобедимыми, поскольку победу одержал король, они отправили в Брюссель вызов ста­рому герцогу.

Это было объявление войны, которую предстояло вести огнем и мечом.

— Спасибо, храбрецы, — сказали им посланцы Людо­вика XI. — Вернувшись к королю, мы скажем ему, что вы из тех, кто обещает мало, зато делает много.

Людовик XI добился своей цели: льежцы восстали, однако это случилось в то время, когда он не мог оказать им помощь.

Обычно Динан следовал примеру Льежа; на этот раз он его опередил.

У Динана был враг по ту сторону Мааса; оба города- соперника смотрели друг на друга бешеным взором, словно Белград и Землин по обе стороны Дуная.

Городом-врагом был Бувинь, настоящий бургундский город, беззастенчиво копировавший промысел Динана, то есть делавший в отношении медной посуды то же самое, что бельгийские книгоиздатели уже столь давно делают в отношении нашей литературы.

В 1321 году, горя желанием видеть, что происходит у соседа, Бувинь построил свою башню Крев-Кёр.